Александр Иванович, освободившись от новостей, ушел скраденными шажками – только белесой синью мелькнули недокрашенные носки.
Рябинин снял трубку и набрал номер: надо бы поехать, чтобы лицом к лицу, но в груди стучало, и он боялся, что не довезет этого стука.
– Мне, пожалуйста, Холстянникову.
– Я слушаю.
– Здравствуйте, говорит следователь Рябинин.
– А-а, здравствуйте, – обрадовалась она. – Наверное, прочли мою статью?
– Прочел, – угрюмо согласился Рябинин.
– Ну и как? – почти кокетливо спросила Холстянникова.
Он не знал ее имени – тогда, у него в кабинете, она представилась официально: корреспондент Холстянникова. Молодая, высокая, в джинсовом брючном костюме, синевато-дерюжном, как носки Александра Ивановича. Впрочем, этот костюм мог называться как-нибудь иначе, ибо брюки были окорочены, с какими-то широкими манжетами, которые лежали на высоченных блестящих сапогах, и Рябинину все казалось, что за окном ее ждет привязанная лошадь.
– Как говорится, у вас бойкое перо, – промямлил он.
– Правда? – обрадовалась корреспондентка.
– Я хотел спросить о другом…
– Пожалуйста.
– Скажите, что вы цените в женщине?
– Многое, – не удивилась она вопросу. – Интеллект, красоту, энергию, грацию… Что еще?
– Вы забыли самое главное женское качество.
– Умение любить?
– Важнее.
– Верность?
– Нет.
– Обаятельность?
– Неужели в детстве у ваших кукол не отрывались ручки-ножки? – глухо спросил Рябинин.
– А-а, – рассмеялась она. – Умение шить?
– Нет, жалость.
– Ради этого сообщения вы и звоните? – уже без смеха спросила она.
«Сообщения». Это о жалости, которая дороже красоты, энергии и грации… Есть-таки у корреспондентки верховая лошадь с седлом, стременами и этими… шпорами.
– Звоню, чтобы рассказать случай. Лет десять назад я отстал от поезда и очутился без денег и документов. Знаете, кто меня выручил?
– Кто? – спросила она, уже что-то подозревая.
– Простофили и ротозеи.
– Но как явление…
– И не спросили ни документов, ни справок, – перебил он. – Поверили на слово.
– Вы что ж, оправдываете простофиль?
– Да это же хорошие люди с открытой душой! – прорвало Рябинина.
– Странно слышать от следователя…
– Вам бы в статье воспеть этих людей, которые отозвались на беду незнакомого человека!
– Извините, но учить меня не стоит, – отрезала она. Рябинин перевел дух, хотя он не взбирался на гору, а говорил в трубку чуть повышенным тоном. Тяжело задышала и корреспондентка, словно только что соскочила со своей лошади.
– Я напишу официальное письмо главному редактору, – сказал Рябинин.
– Представляю,