Я подошёл к ней и ударил по голове бутылкой пива. Она рухнула к ногам, я наступил на неё и погрузился сапогами в ил. Вода была чёрная от торфа, поросшая у берега редкими стеблями сухой травы, а дальше боковой ветер гнал мелкую рябь вправо, быстро сносил белый поплавок на дуге лески. Низкие тёмные тучи висели над водой, противоположный берег не был виден. Ветер усилился, – я потянул на себя леску, но поплавок относило всё дальше. Вставив конец уды в ил, я потянул её на себя двумя руками, отклоняясь назад телом, как раб рычаг катапульты. Но ветер подул сильнее, пришло ощущение, что рыбалка это борьба, в которой необходимо вытянуть поплавок. Нельзя проиграть! Понимание, что необходимо преодолеть ветер, что это решающие мгновения, подавляло силы, уда вырывалась из сжатых кулаков, но я тянул и тянул, упираясь каблуками сапог в мягкий ил, скользящий под ногами. Я упрямо боролся, но росла обида, что ил скользит, что подошвы не могут упереться в прочную корягу, что жена, друзья, дочь предали, что будильник сам прыгнул в руку Генерального Директора.
Когда уда разлетелась в руках, когда тело моё взмыло в солнечный свет над серой пенкой облаков и полетело, кувыркаясь, я принял поражение.
Шею колол бугорок ниток верхней пуговицы рубашки. В пиджаке потели подмышки, – надо было их в воскресенье побрить. На рабочий стол лёг напечатанный лист, в левом углу косо начертано: «Проверить, доложить». Перед столом надо мной усмехалось красное, в капельках пота лицо шефа. На белой рубашке из наклонённых сине-гранатовых полосок выглаженного галстука сверкали золотым шитьём косые надписи FC Barcelona, а шея была гладкая, белая, даже без прерывистой строчки зажившей царапины. Закричал будильник. Звенел не переставая, прямо в самое правое ухо. Наверное, подкрался Генеральный Директор с моим будильником, чтоб напомнить, как я голым бегал по улице, и показать, что он видел меня в толпе. И стало ясно, что здесь жить и работать до смерти, что пойман я прочно, но может быть, за это мне вернут мою машину. Будильник рвался в самое ухо. Пахло кофе. В бухгалтерии пьют кофе. Генеральный нарочно подкрался с будильником, чтобы…»
Он рано проснулся в выходной, ехать на дачу, пока нет пробок на выезде из города.
Блие
Богу – богово.
Глава первая
Занавешенное жалюзи окно было приоткрыто, узкий луч тянулся наискось через тёмный кабинет к столу. Из квадратной малахитовой пепельницы, грубой, будто работы древнего мастера, поднимался дымок и струился наискось по солнечному лучу к окну. За столом сидел профессор Питер Блие (Peter Blear). Ему было тридцать пять. Сквозь прямоугольные стёкла в роговой оправе он вглядывался в монитор слезящимися глазами. Правая рука медленно опускала мышь по коврику; строки на греческом языке сменялись новыми. Над строками блестели две залысины в коротких чёрных волосах. Он опустил