Геродот прятался от дождя за третьим рядом мраморных колонн. Но даже сюда долетали холодные брызги. Он чувствовал, как в сандалиях хлюпает вода, а намокший гиматий неприятно липнет к ногам.
Ему корабль не нравился. Потому что не походил ни на кипрский лемб, ни на кикладский керкур, ни на родосский келет. С таким упорством к Самосу во время шторма могут плыть либо те, кто спасается от преследования, либо сами преследователи.
Но при погоне в море должно быть два паруса. К тому же корабль сильно зарывался носом, а значит, это не тупорылый, хотя и устойчивый самосский самен, а пентеконтера с ионийского побережья.
Неужели каратели галикарнасского тирана Лигдамида? Похоже на то… Геродот быстро соображал. Открыто они не полезут в Герайон. Жрицы поддерживают правящих островом геоморов, а те делают щедрые взносы фиасу Геры.
Шарить в погребах, проверять чердаки, допрашивать свидетелей ищейкам чудом выжившего тирана никто на острове не позволит. Они будут по-тихому выспрашивать саммеотов о родственниках дяди Геродота – Паниасида. Пока не выяснят, что у них есть союзник – Батт.
Обе семьи, его и дяди, скрывались в храме Геры уже три месяца. Им пришлось бежать из Галикарнаса на Самос после неудачного покушения Паниасида на Лигдамида.
Наемники тирана не сразу взяли след. Зато наксосский пират, потерявший подельников в, казалось бы, легком деле, которое обернулось для банды провалом, преследовал свою жертву, как почуявший запах крови волк – упорно и неутомимо.
Батт плыл за беглецами до самого Самоса. В городе он их потерял, а они успели попросить убежища в храме Геры. Но мститель не сдался. По ночам он слышал в голове тихий шепот мертвых товарищей: утопленного Паниасидом Гнесиоха и Гринна, зарезанного другом Геродота – Херилом.
Голоса твердили: «Убей! Убей! Всех!..»
Пират соорудил себе из сена и веток шалаш возле храма, откуда следил за входом на теменос днем и ночью. А когда спал, то вахту несли нищие, нанятые им за пару лепт.
Стоило беженцам выбраться с теменоса под охраной друзей Херила, как Батт вылезал из шалаша и в бессильной злобе сжимал кулаки – он ничего не мог противопоставить хорошо вооруженным саммеотам. Гиппокамп на его плече недовольно хмурился.
Так они и шли, опасливо прижимаясь друг к другу под ненавидящим взглядом наксосца. Все понимали, что рано или поздно он найдет новых подельников, а значит, нападение неизбежно…
С неустроенностью быта приходилось мириться. Положение ухудшалось тем, что вдова Паниасида Иола была на сносях и могла родить в любой момент. Осунувшиеся, завшивевшие беглецы учились мириться с тяжелыми жизненными обстоятельствами.
Наступила осень, с хребтов Ионии задул неуютный влажный ветер. Шерстяная одежда пока спасала от холода, однако зимой без очага будет совсем плохо. Убежище – это хорошо, но в храме нельзя прятаться вечно, вот уже и жрицы начали коситься на галикарнасцев.
Семьи