– Дай девчонку сюда.
Вернув ребенка Иоле, раздраженно бросил финикиянину:
– Ни одна из них не скажет… Обе будут хранить верность Гере.
Тогда Гариб заорал на Формиона:
– Ты скажешь! И не смей врать! А если соврешь, то признаешь себя слугой Геры, а значит, останешься в храме, чтобы служить ей дальше… Евнухом!
Галикарнасец опустил голову. Иола смотрела на сына со страхом в глазах. На лице Метримоты застыло выражение непреклонной решимости. Ее худшие опасения оправдались: когда отрубленный хвост последнего забитого козла скрючился в огне жертвенника концом вниз, она сразу заподозрила неладное.
От полыхающего сарая веяло жаром. Крики внутри давно стихли.
Формион молчал.
Тогда Батт принял решение:
– Которая из них на триста амфор?
Гариб подумал прежде, чем ответить:
– Пузатая.
– Вот ее и берем!
Наксосец ткнул пальцем в Формиона:
– Твое молчание выйдет тебе боком… Поплывешь с нами. Если я ошибся, ты будешь болтаться на рее, а если вернешься живым, жрицы тебя оскопят… Доигрался!
Киприоты снова метнулись к храму. Пленники так и остались стоять возле догоравшего сарая. Метримота порывалась высвободиться, однако сатиры крепко держали ее за локти.
Медный кратер вынесли на канатах из крепкой тартессийской конопли. Накрыли покрывалом с созвездиями. Терракотовую чашу затащили в храм и поставили на его место.
На корабль Диониса кратер погрузили быстро – сказался опыт спуска подмены. Поликрита сидела на носу, никем не замеченная в темноте. Она наблюдала за сатирами с довольной улыбкой. Самосской харите нравилось, что киприоты с таким почтением относятся к жертвенной крови.
Поликрита все-таки решила дождаться, пока чашу привяжут к мачте. Помпэ закончилось, пора было отправляться в лес к подругам. Она и так уже опаздывает на вакханалию.
Но ей хотелось убедиться, что у посланников кипрских дадуков все получилось, потому что ее обязательно попросят рассказать об этом важном событии в лагере.
Поликрите показалось странным, что от легкого удара о мачту кратер издал совсем другой звук – металлический, словно пустой медный пифос задели кочергой на кухне.
Она легкими шажками подбежала к чаше, приподняла край покрывала. Понюхала – ничем не пахнет. Встав на цыпочки, заглянула внутрь – и обомлела. Кратер был пустым!
Тогда она вынула из волос заколку и постучала бронзовой пчелой по крутому боку. Кратер отозвался легким звоном. Еще не веря в очевидное, Поликрита царапнула чашу. Провела ладонью по гладкой холодной поверхности – никаких царапин на краске. Да это и не краска…
Саммеотка спустилась на землю по оставленному сатирами канату. При свете факелов киприоты готовили корабль к возвращению в Скалистую бухту по плохой дороге и в кромешной темноте. Смазывали втулки, меняли чеки, проверяли крепление оглобель к оси…
Поликрита бросилась к городу, над которым стояло