Друг Энцо, Маркус, был за рулем. Он довольно тихий, но Энцо с лихвой компенсировал его скромность. Несмотря на то, что мы мчались по шоссе, он не стал пристегивать ремень безопасности, чтобы повернуться к нам и поговорить.
– Поверить не могу, что ты привела съемочную группу на похороны своего отца. – Энцо мизинцем поправил кончик усов. Он был невысоким мужчиной со спортивным телосложением и быстрыми жестами, которые навели меня на мысль о его вспыльчивом характере. У него были карие глаза и острые черты лица, а выглядел он так, будто вполне мог укусить кого-то за руку.
– Я не знала, что он умрет. – Сабин втиснулась между мной и Полом. Ее тюрбан начал раскручиваться, но она этого даже не заметила. – Никто не подумал позвонить мне до того, как я сяду в самолет?
Энцо выглядел искренне удивленным.
– Позвонить? Я ведь даже не забыл забрать тебя. У меня и так мозг взрывается. В доме моей матери сплошные плач и страдания, а что будет в пекарне, даже представить боюсь. У нас есть палатка и сотня складных стульев на стоянке, приготовили для юбилейной вечеринки. Итальянская группа прибудет из Виннипега. Мой отец все такой же, какой был, когда ты уезжала, – самый невозможный человек из живущих на земле. Твой отец был единственным, кто держал нас всех вместе. – Рот Энцо дернулся. Он повернулся и откинулся на сиденье.
Сабин смотрела мимо Пола, в окно – туда, где проносился северный лес.
– Что случилось?
Энцо снова повернулся и схватился за подголовник.
– Он не болел, ничего такого. Вчера, как обычно, был в пекарне – спорил с отцом, проводил инвентаризацию, разговаривал с покупателями. Они собирались запустить фейерверк с крыши в конце выходных. Все было нормально. А потом он поехал домой обедать и – бах!
– Он же не взорвался, Энцо, – вмешался Маркус. – У него был обширный инфаркт.
– Это случилось дома?
Энцо какое-то время изучал лицо кузины.
– Он не мучился. – Сабин кивнула. Она не сводила глаз с окна. – Еще кое-что. Ты ведь понимаешь, что моя мать не стала менее вспыльчивой за последние девять лет, да? Она собирается тебе всю плешь проесть.
Сабин застонала и потянулась к сумочке. Мы обе пользовались одним и тем же темно-коричневым лаком для ногтей «Burn Baby Burn». Ее руки дрожали, пока она рылась в сумке.
– Энцо, не стоит ей выслушивать это прямо сейчас. – Маркус перестроился в правый ряд. – Помнишь наш небольшой разговор о чувствах?
Сабин нашла пузырек с таблетками, но у нее никак не получалось снять с него крышку. Я отобрала его и открыла.
– Сколько? – спросила я.
– Много.
Я дала ей две.
Сабин в этом плане была наивна. Она полагала, что может просто выпить таблетки или занюхнуть дорожку – загрузить организм любой химией, – тогда все образуется, как это было раньше. Вероятно потому, что она никогда не видела ту работу, которую я делала где-то на заднем плане.
– А я не сказал ничего, чего она не знала, –