– Никем он не подавится, Лиза. Даже тебя проглотит, не жуя. Ты же пешечка! Ты даже меньше пешечки, ты просто крошка от бутерброда, которая случайно клетку на доске занимает!
– Подожди, и что ты предлагаешь?
– Ждать. И присядь обратно, пожалуйста, у меня уже в глазах рябит от твоей беготни. И колени твои выглядят просто ужасно. Возьми хоть салфетки влажные, оботри их, а то потом колготки присохнут намертво, срезать придется.
– Ждать – и?.. – Лиза садится на краешек стула и тянется за салфетками.
– Просто ждать.
– И молчать?
– И молчать, Лиза.
– Ты хочешь сказать, что на него нет никакой управы?
– Почему же. Есть. Есть управа. Законодательство на данный момент так устроено, что твоего Владимира Сергеевича немедленно закроют, и закроют надолго, как только кто-нибудь, чье мнение будет важно для следствия, поймает его прямо на ребенке, желательно при двух незаинтересованных свидетелях. Или – что еще фантастичней – операм вдруг разрешат у него прослушку и камеры установить и на ребенке его поймает уже прокурор.
Лизу передергивает, она бросает салфетки на пол, вскакивает и пересаживается обратно на диван.
У нее вдруг возникает ощущение, что это был ход, и она его сделала, и она терпеливо ждет, чем ответит Митя. Но Митя молчит.
Через несколько минут она говорит:
– А еще варианты? – Она слышит свой голос будто из другого угла комнаты, в горле явно что-то застряло, и Лиза послушно пытается это выкашлять, но ничего, кажется, не выходит.
– А нет больше вариантов. – Митин голос вдруг становится ярко-оранжевым. – Нет других вариантов, понимаешь ты, донкихот хренов? Дети все нездоровые, многие вообще не говорят, кто им поверит? И родители молчат. И экспертизы провели – напоминаю, четыре штуки! Но больше ни один родитель даже до этапа экспертиз не дошел. Уверен, добрый Витёк им объясняет, что экспертиза – это дополнительная травма для ребенка, а потом еще и пятно позора, скандал! Родители очень боятся скандала. Все будут оборачиваться! В магазине соседка не так посмотрит! Зачем это? Никому такого не нужно! А может, он откупается от них, кто знает? Наверняка угрожает. Кто знает, какие еще у него могут быть связи, если шефу вон аж оттуда позвонили по нему?
– Это страшно – то, что ты говоришь, Митя. Лиза тебе не верит. Не может быть такого, – тихо отвечает она.
Лиза чувствует, что вот-вот соскочит с резьбы. Она сидит на диванчике, сжав одной рукой другую – так, что та потихоньку теряет весь цвет, становится белоснежной. И раскачивается – все сильнее. Митя, наверное, видит ее, но теперь его несет, и он не может остановиться.
– Не может быть?! А вот я сейчас тебе пример приведу! Свежий – аж на зубах хрустит! Был чувак тут у нас один – он прямо из школы мальчиков забирал. Тачка у него еще такая – яркая, дорогая, заметная. Узнаваемая тачка! Все в школе ее узнавали – улавливаешь, да? Все! Учителя! Директор! Другие дети! Забирал – и увозил на два-три дня.
– Крал? – еле слышно отзывается