Бадвард развернулся и отступил, оставляя за спиной ограду, чтобы у противников не было шансов его окружить. Они прибавили шаг, держась плечом к плечу и не пытаясь рассредоточиться. Лубош топал впереди, а на его бородатой физиономии всё ещё виднелись следы крови после недавней трапезы.
Он напал первым. Замахнулся и едва не задел приятелей. Охотник уклонился, поймал конец палки и резко вывернул. Тавернщик потерял хват.
Бадвард ткнул его палкой в живот и отбил удар пастуха справа. У Яна тоже имелась дубинка, но владел он ей не лучше, чем ножом накануне. И мог бы потерять сразу, если бы не башмачник, напавший слева. От его косого маха охотнику пришлось закрыться рукой. Удар прошёл вскользь, но плечо всё равно заныло от боли.
Бадвард стиснул зубы и пинком ноги в бедро заставил противника осесть на землю. Приложил палкой вдоль спины и, развернувшись к Яну, несколькими ударами обезоружил его и отправил на четвереньки, хватать ртом воздух.
Пришедший в себя Лубош всей массой тела бросился вперёд. Получил палкой в грудь и снизу в челюсть. Грохнулся на спину. Он должен был потерять сознание от такого, но замотал головой, замычал, справляясь с болью, и потянулся к оставленной на земле дубинке башмачника. Краем глаза Бадвард видел, как он снова встаёт на ноги, как приближается и замахивается, не обращая внимания на мельтешащего перед ним Яна.
Но пастух хотел быть первым в очереди на оплеуху.
Он размахнулся широко, как кулачный боец. Охотник уклонился, пропуская его удар и, перехватив руку противника, вывернул её на излом. В этот самый момент дубина Лубоша и опустилась.
Бадвард слышал хруст, с которым сломалась рука Яна, оказавшаяся на пути оружия. Она выгнулась под неестественным углом и провисла остриём вырвавшейся сквозь кожу кости. Пастух осел под силой удара. Непонимающе уставился на свою висящую конечность.
Тавернщик и башмачник остановились, глядя на ошеломлённого товарища. Потом, не сговариваясь, побросали палки, взяли Яна под мышки и потащили прочь. Всё в полном молчании. Они даже не обернулись ко всё ещё вооружённому Бадварду.
Он проводил их взглядом. Предплечье пастуха блестело от крови. Рука болталась. А его голова бессильно свесилась на грудь.
Когда Бадвард вернулся в дом, ночь давно перевалила за середину. Все его чувства были на взводе, спать не хотелось, но он, умывшись, всё равно лёг на кровать, чтобы дать телу отдых. Помассировал ноющее плечо, размял кулаки.
Ян, скорее всего, был уже не жилец. Такие переломы не срастаются. Хороший лекарь отрезал бы руку и попытался унять лихорадку, но он вряд ли имелся в Арнике. Всё, что оставалось пастуху – провести день-два в агонии. И если так, охотника интересовало, на чей счёт пойдёт эта смерть. Сам он не причинял вреда Яну, но отчасти поспособствовал