Музыка, или Невыносимая лёгкость отношений. Александр Мирошниченко

дозволенного, штурмовать которые Иван продолжал яростно, но без особого успеха, получая наслаждение от того, что доступно. Сколько времени прошло в этом хаосе движений, объятий и неистовых желаний, парень, впервые ощутивший близость и сладость женского тела, не знал. Прошло мгновенье или пронеслись часы, прежде чем Агнешка, с неимоверной силой обхватив, задышала часто-часто, потом затряслась всем телом и с глубоким выдохом сказала тихим низким голосом:

      – Обними меня крепче.

      Иван отозвался на призыв и прижимал её к себе до тех пор, пока содрогания не прекратились. Агнешка поцеловала его горячими губами и выскользнула из объятий. Босые ноги простучали по полу многоточием, скрипнула дверь. Иван остался, соображая, что это было и было ли что-либо вообще.

      Спустя какое-то время, когда через открытую форточку долетели звуки метлы дисциплинированного дворника и послышались моторы ранних автомобилей, зашла хозяйка в халате и разбудила громким шёпотом:

      – Вставай, тебе пора. Мне ещё убрать постель нужно. Скоро родители приедут.

      На лекциях Агнешки не было. Встретил её Иван, только когда спешил в столовку. Она шла навстречу под руку со светловолосым парнем. Увидев Ивана, расплылась в улыбке, подбежала и обняла его. Потом представила красавцу:

      – Джегож, познакомься. Иван – мой лучший друг в России. Иван, это Джегож – мой единственный жених везде.

      Улыбающийся Джегож и смущённый Иван обменялись рукопожатиями.

      ***

      Вечером Иван сидел в подвале у Пашки, который видел мрачное настроение друга и пытался развлечь его новостями из мира зарубежной музыки. Про это Пашка знал больше всех на курсе. Он сопровождал свои рассказы бренчанием на гитаре, менял пластинки, показывал вырезки из журналов. В конце концов он понял бесполезность своих стараний и спросил:

      – Агнешка?

      Когда Иван кивнул утвердительно. Пашка подошёл к полке, выбрал пластинку и поставил её. После короткого шипения полились простые и чарующие звуки флейты, которым вторило фортепиано. Мелодия незамысловатая, но в то же время пленительная. Она повторялась и манила. Когда стихли финальные аккорды, Пашка снял пластинку, осмотрел её на свет на предмет чистоты и поставил на место. А потом, глянув на друга, со вздохом сказал: