Наступили каникулы, и, вернувшись в Нью-Йорк, я продолжала томиться на медленном огне. Все, на что натыкался мой взгляд, – ржаные рогалики, рекламные плакаты доктора Зизмора в метро, – напоминало мне о Сэме. Даже значок мужского туалета в офисе врача вызвал в памяти образ Сэма. Боже, как я любила его. Разглядывая свое размытое отражение в зеркале в женском туалете, я снова разразилась слезами.
Волосы мои потеряли всякий вид. От жары и влажности некогда изящные локоны длиной до плеч безжизненно свисали, подобно пряже. Я попыталась немного взбить прическу пальцами, но волосы сразу же опали, безвольно и обреченно. Тушь совершенно поплыла, что неудивительно, если вспомнить, как сильно я вспотела, пока дошла сюда от магазина Victoria’s Secret. Круги под глазами откровенно проступали сквозь консилер. Но сами глаза между тушью и консилером горели ярким огнем.
Зрачки расширились настолько, что радужки практически не было видно – осталось лишь узкое карее колечко по периметру, тонкая граница, отделявшая черноту зрачка от глазного белка. Черный зрачок отражал свет, и казалось, что глаза искрятся каким-то внутренним огнем. Большие, круглые, бесцветные, они излучали настоящую гипнотическую силу.
«Если бы Сэм увидел меня такой, – подумалось мне, – он тут же принял бы меня обратно».
Я продержалась целых десять секунд, не думая о нем, – рекорд! Похвалив себя за это, я снова вернулась на свое место в приемной.
«Не надо было мне сюда тащиться, не то у меня состояние, – думала я, уткнувшись невидящим взглядом в стену. – Черт бы побрал эту докторшу с ее предусмотрительностью и осторожностью».
Впервые на прием к доктору Ли я попала в тринадцать лет после очередного медосмотра в школе, когда у меня обнаружились проблемы со зрением. Она была коллегой моего отца – как и все другие врачи, с которыми мне приходилось иметь дело, – и ее офис располагался за углом от кардиологической практики отца в районе Бруклин-Хайтс, где моя мать совмещала обязанности администратора и медсестры. Местоположение было чрезвычайно удобным с точки зрения открывающихся для матери возможностей трепать мне нервы во время моих визитов к врачам. Сама она утверждала, что делает это исключительно затем, чтобы мне был обеспечен VIP-прием («Иначе можно целый день просидеть у них в приемной!»), но я думаю, что ее истинной целью было экспериментальным путем установить, сколько унижений способна вынести девочка-подросток, прежде чем ей потребуется помощь психиатра. Для матери было нормой ворваться в кабинет дерматолога, осматривавшего меня, и, называя его по имени, просить объяснить мне – «Ну пожалуйста, скажи ей!», – что мне надо просто перестать есть шоколад и у меня вообще не будет никаких угрей. Я настолько привыкла к этому, что уже не обращала внимание на то, насколько глупо и бестактно она вела себя, сопровождая комментариями действия доктора Ли, когда после первой нашей