Нос. Том 2. Роман Сергеевич Беляев

И теперь его опускают. В тусклом свете и обшарпанных стенах, за занавеской из грязных простыней, его окружают несколько разрисованных, чёрных и синюшных, голых по пояс страшных крепких мужиков и держат его. К нему подходит один – обладатель особого аппарата. Он спускает штаны, и являет провинившемуся свой болт, от вида которого он в шоке… В члене том каких шарошек только нет… Штук шесть шаров загнаны по кругу у головки и дорожкой вдоль члена. А за ними шпалы длинные тонкие, тоже вдоль, и кожа с ними на доску для стирки белья похожа. Под головкой, в уздечке, дырочка, в которую продеты усы из лески. А сама головка… Это розочка, тюльпан… Разрезана на четыре части, раскрывается взору… Представляешь это? Представляешь человека, как ему страшно, что его ЭТИМ будут опускать? Но не это страшно. А страшно от того, что это за человек такой, что такое со хуём своим сделать может, чтобы людей опускать… Ведь чтоб до баб-то добраться, это ещё досидеть надо… Я сам это видел. И никакие дурачки полоумные, дёргающиеся ебя друг друга, кто понимая что-то, кто вообще нихуя не понимая и ни себя не осознавая, ни мира вокруг, не страшнее того, что я повидал… А того, что я повидал, и похлеще в мире страх есть.

      Я не нашёл, что ответить на эти слова. Да и не считал, что отвечать чем-то нужно. Дядя Витя ушёл обратно заниматься шашлыками, а я отвёл взгляд на небо, на котором яркий полумесяц то выходил из-за туч, то заходил за них.

      – Да это долбоебизм какой-то спорить о таком! – начала говорить Наташа быстро и слегка взволнованно. – Что страшнее, блять: взрослые мужики, которые настолько тупые, что себе хуй уродуют, и делающие дебильные вещи по своей воле и тупости, или, блять, больные на голову дети, творящие жуткую хуйню и ничего не могущие с этим поделать? Психушка страшнее! В тюрьме тебя хоть за что-то порежут, а в психушке тебе ухо отгрызут за то, что ты тапочками шлёпаешь.

      – Смотря какая тюрьма, смотря какая психушка, – зачем-то влезла Света.

      – Да любая психушка-а! – обижено протянула она. – Ты вообще головой подумай, кого ты больше боишься, какое слово тебе больше страха внушает: «зэк» или «псих»? «Зэк» говоришь и видишь урку какую-то поганую полуживую, а «псих» говоришь и видишь маньяка-убийцу, от которого хуй знает что ожидать.

      Я молчал, потому что участвовать в этом ебанутом бреде не имел желания. Меряться, у кого страшнее хуйня, где он тратил время? Ага, охуенная затея.

      – Да закрой ты рот нахуй уже блядь! – рявкнул на неё дядя Витя.

      Наташа отвернулась от него в другую сторону, достала из дублёнки пачку сигарет и закурила, демонстративно выдувая дым в его сторону.

      – А вообще, пиздуйте-ка все в дом. А то я смотрю на вас и самому холодно, хотя вон какой тулуп у меня! Мальчики все щупленькие какие-то, девочки вообще в платьях и колготках. Ща шмоньки себе все отморозите ещё… – спокойно обратился он к нам.

      Посмотрев на дрожащего Марка, на пританцовывающую Сашу, я решил согласиться с этим предложением и молча отправился в сторону дома. Остальные последовали за мной. Саша прихватила бутылку с пивом.

      – Не,