– Тьфу ты, – буркнул себе под нос Лифон и сделал два шага назад.
– Что ты сказал, о прихожанин? – уточнила дверь и снова зевнула.
– Открывайся, сказал. Я в храм иду, а не с болтливой дверью трекотать.
Дверь обиженно поджала губы, скрипнула и, делая ударение на каждом слове, с холодной вежливостью повторила:
– Как бы тебя ни величали, о прихожанин, но ты должен сказа…
– Ага. Заветные слова, – нетерпеливо перебил ее Лифон.
Дверь с обидой в голосе от того, что ее осекли, продолжила:
– Сказать слова, заветные для каждого доброго муфля, который хочет войти в храм Радости.
– А если забыл? Забыл, и все.
Но, не желая и дальше стоять у закрытой двери – а двери из казьминного дерева, надо отметить, обладают привереднейшим характером, – муфель все же произнес заветные слова.
Дверь распахнулась. Необъятная по своим размерам зала, залитая волшебным светом, открылась перед Лифоном. Свет исходил от прозрачного витражного купола, что был разбит на диковинные узорчатые фрагменты. Опоры и перекрестья для них ковали, видно, самые умелые муфли. Не иначе, как из деревни Кузнецов. А уж кто мог создать такие тончайшие витражи, пожалуй, лишь Хранителю было ведомо и, верно, еще местной храмовнице – Фло Габинс.
Если бы Лифон присматривался, он бы увидел в этих витражах целые сцены, изогнутые растения и увлекательные сказы, но Лифона увлекло другое – блеск, исходящий от лучей, отбрасываемых куполом. Все переливалось драгоценно в их сиянии, все сверкало, и золотилось, и серебрилось, и было ярким, что самый нарядный кафтан из парчи.
Круглая витая лестница, ведущая куда-то вверх, белые стены, книжные полки до потолка и книги на них, блестящие поверхности подсвечников – повсюду играл цветной волшебный свет. Он проникал и высвечивал самые темные углы, но не в душе Лифона.
В отличие от площади, здесь, внутри, было полно муфлей. Все они на миг отвлеклись, глянули на того, кого впустила казьминная дверь, и вновь вернулись к своим занятиям. Трое муфлей, сидя на скамьях возле библиотечных полок, читали под витражными лучами желтого цвета, пятеро что-то царапали за большими столами на листах бумаги, периодически прикусывая чернильные перья, по ним скользили ярко-зеленые лучи.
Лифон побродил, обнаружил вокруг храмовницы тесную толпу, попытался протиснуться, но куда там! Поглядывая на печенье, что стояло возле мамуши Фло, окруженной муфлями, прошел несколько раз между полками, подпирающими высокие своды, для вида полистал одну из попавших под лапу книг, небрежно поставил ее обратно, развернулся и вышел.
Зевнув, Лифон почесал затылок. Через мгновение он спустился с храмовых ступеней и направился в каменную пристройку справа от главного входа – то была оранжерея Хомиша. Здесь уже дверь молчала и не пыталась заговаривать с каждым в нее входящим. Этим-то и отличаются обычные двери от храмовых.
– Как же это всегда меня умиляет, – недовольно пробурчал Лифон, споткнулся о корзину с торчащими из нее травами и, приругиваясь,