За что и расплачивается мизерными тиражами, нищенски прозябая…
Курицын ведёт колонку в муниципальной газете, обозревает новинки культуры: кино, телевидение, то, что сейчас именуется литературой.
Как май, неистовствует он на задворках, – на первой полосе ругают чиновников. Не оставляя камня на камне, расправляются с бюрократией. С гневом обрушиваются на коррупцию. Фамилии предусмотрительно не называются, – аккуратно пускает персональные стрелы местная пресса, подбирая мишени, по возможности, безобидные. К примеру, начальники ЖЭКов. Кого как не коммунальщиков отчихвостить? За потёкшие кровли и дырявые трубы, за песочком не посыпанные тротуары, за надпись масляной краской «Зинка-дура», появившуюся в нашем парадном, как говорят, в год запуска первого спутника в космос.
Какая Зинка? Почему дура? – вопросы, вопросы…
– В Летний сад пойду, – решил Курицын.
Глава 5
Писатель Носов сидит на скамеечке и в бинокль наблюдает за Афродитой, перси свои обнажившую, приспустив беломраморные одеяния.
– Здравствуйте, Сергей Анатольевич, – приветствует писателя Курицын.
– Здравствуйте, Евгений. Присаживайтесь.
Устроился рядышком Курицын. О погоде бы поговорить: вежливый человек никогда не упустит случая сообщить свои фенологические наблюдения.
– Тепло.
– Да, май замечательный.
Курицын и Носов приятели: один худ, другой с бородой – это не мешает их дружбе.
– Чем занимаетесь, Сергей Анатольевич?
– Да вот, – писатель показывает на богиню биноклем. – Тайную жизнь памятника изучаю.
С изумлением глянул на культуртрегера и эрудита Курицын.
– Вам ли не знать, что в честь персон и событий водружаются памятники? А данное изваяние проходит по части скульптуры, предназначенной, как известно, для украшения города, служащей его аляповатой эстетике.
– В какой-то мере вы правы, мой друг. Действительно, до определённого момента обсуждаемая нами статуя являлась лишь элементом декора, составляя интерьер спальни Фрины, знаменитой афинской гетеры. Но всё изменилось в тот день, когда некий Поллид, будучи подшофе, нанёс визит упомянутой даме, а, впрочем, рассказ проигрывает без подробностей, начну заново.
Меланхолия одолевала Фрину. Взяла она в руки арфу, села на пуфик, музицирует.
Некий Поллид, изрядно набравшись вина, мимо без цели прогуливался. Слышит он эти звуки, – и вмиг фантазия рисует ему заманчивую картинку: томящаяся одиночеством женщина перебирает пальцами струны, губы у неё пунцовы, запястья тонки, плечи округлы…
Горя нетерпением, Поллид врывается в дом и видит: блекнут мечты перед явью.
О, Фрина! она прелестна.
Она само совершенство.
– Несравненная! – вожделели её цари и швыряли к ногам злато.
– Восхитительная! – шалели творцы и, мятясь, осыпали гекзаметрами.
Планида её фурор: там, где она появлялась, тотчас составляется хор, – полководцы, философы, государственные