Сантэн вздохнула.
– Хорошо, – кивнула она. – Мое беспокойство портит мои манеры, и я приношу извинения. Давай не станем делать это обсуждение для нас труднее, чем оно уже есть.
– Я и не знала, что нам необходимо что-то обсуждать.
– Сядь, Тара, – приказала Сантэн, и Тара инстинктивно повиновалась, тут же рассердившись из-за этого на себя.
Сантэн села на стул отца Тары за столом, и это тоже возмутило Тару – это был папин стул, и Сантэн не имела на него права.
– Ты только что напомнила мне, что ты жена с четырьмя детьми, – тихо заговорила Сантэн. – Разве ты не согласна с тем, что твой долг…
– О моих детях хорошо заботятся, – вспыхнула Тара. – Ты не можешь обвинять меня в этом.
– А как насчет твоего мужа и твоего брака?
– А что насчет Шасы? – Тара мгновенно заняла оборонительную позицию.
– Это ты мне скажи, – предложила Сантэн.
– Это не твое дело!
– О, как раз мое, – возразила Сантэн. – Я всю свою жизнь посвятила Шасе. Я планирую, что он станет одним из лидеров этой нации…
Сантэн замолчала, ее глаза на мгновение покрылись мечтательной дымкой, она как будто даже слегка прищурилась. Тара и прежде замечала это выражение, когда Сантэн погружалась в размышления, и теперь ей захотелось прервать их как можно резче.
– Это невозможно, и ты это знаешь.
Взгляд Сантэн снова сфокусировался, и она уставилась на Тару:
– Ничего нет невозможного – ни для меня, ни для нас.
– А вот и есть! – злорадно произнесла Тара. – Ты не хуже меня знаешь, что националисты добились победы нечестным путем, что они даже сенат заполнили своими назначенцами. И никогда уже те, кто не принадлежит к националистам-африканерам, не займут в стране положение лидеров, до самой революции, а когда она случится, лидером станет чернокожий.
Тара умолкла и на мгновение вспомнила о Мозесе Гаме.
– Ты слишком наивна, – огрызнулась Сантэн. – Ты ничего не понимаешь в таких вещах. Твои разговоры о революции – ребячество и безответственность.
– Будь по-твоему, матушка. Но в глубине души ты знаешь, что это так. Твой дорогой Шаса никогда не осуществит твои мечты. Даже он уже начинает понимать бессмысленность вечной оппозиции. И теряет интерес к невозможному. Я бы не удивилась, если бы он решил не участвовать в следующих выборах, отказался от политических устремлений, которые ты ему навязываешь, и просто занялся зарабатыванием очередного миллиарда фунтов.
– Нет. – Сантэн покачала головой. – Он не сдастся. Он борец, как и я.
– Он никогда не станет даже членом кабинета министров, а тем более премьер-министром, – категорически заявила Тара.
– Если ты в это веришь, то ты не жена моему сыну, – сказала Сантэн.
– Это ты говоришь, – негромко произнесла Тара. – Ты, а не я.
– О Тара, дорогая, извини… – Сантэн потянулась через стол, но он был слишком широк, чтобы она могла коснуться руки Тары. – Прости меня. Я сорвалась.