– Дверь… – пробормотала она. – Запри дверь…
А потом она увидела, что дверь уже закрыта на засов, и была благодарна за это, потому что уже не смогла бы выдержать промедления. Мозес быстро подхватил ее на руки и перенес на кушетку. Покрывавшая ее простыня была безупречно чистой и так накрахмалена, что слегка затрещала под ее весом.
Мозес был таким огромным, что пугал ее; и хотя она родила четверых детей, ей казалось, что она разрывается на части, когда ее заполнила его чернота, а потом страх миновал, сменившись необычным чувством безгрешности. Она стала жертвенным агнцем, этим актом она искупала все грехи своей расы, весь вред, причиненный черному народу в течение столетий; она смывала чувство вины, лежавшее на ней позорным пятном с тех пор, как она себя помнила.
Когда наконец он тяжело опустился на нее, и его дыхание громыхало в ее ушах, и последние яростные конвульсии пробежали по его огромным черным мускулам, она обняла его с радостной благодарностью. Потому что он одновременно и освободил ее от стыда, и сделал навеки своей рабыней.
Слегка подавленная грустью после любовного акта и пониманием того, что ее мир теперь навсегда изменился, Тара на пути к дому Молли молчала. Она остановилась за квартал до него и, не глуша мотор, повернулась, чтобы всмотреться в лицо Мозеса в слабом свете уличных фонарей.
– Мы еще увидимся?
Она задала вопрос, который задавало до нее бесчисленное множество женщин, оказавшихся в таком же положении.
– А ты хочешь увидеть меня снова?
– Больше чего-либо в жизни.
В этот момент Тара даже не вспомнила о своих детях. Для нее существовал только Мозес.
– Это может быть опасно.
– Я знаю.
– Если нас поймают, наказание будет серьезным… бесчестье, изгнание из общества, тюрьма. Ты можешь погубить свою жизнь.
– Моя жизнь – сплошное притворство, – тихо сказала Тара. – И ее погибель станет не слишком большой потерей.
Он внимательно изучил ее лицо, ища признаки неискренности. Наконец удовлетворился.
– Я пришлю за тобой, когда это будет безопасно.
– Я приду мгновенно, когда бы ты ни позвал.
– А сейчас я должен уйти. Отвези меня.
На сей раз Тара остановилась у дома Молли, в тени, где их не могли увидеть с дороги.
«Теперь начнутся увертки и скрытность, – спокойно подумала Тара. – Да, это так. Моя жизнь уже не будет прежней».
Мозес не сделал попытки обнять ее, это было не в обычае африканцев. Он просто смотрел на Тару, и белки его глаз светились в полутьме, как слоновая кость.
– Ты