В Финляндии хорошо пережидать осень. Завтракать яичницей, смотреть в окно, следить за работой отопительной системы. По вечерам проходить пастеризацию в обществе женщин, слепленных баней в одно толстое, хохочущее облако.
Мне во всех парилках мерещится поломка градусника. Будто он залип на полпути к правде. Но прибор всякий раз оказывается исправным, а хозяева отказываются выпускать меня полусырым. Законы гостеприимства велят обжаривать людей до золотистой корочки. С кровью нельзя, нет. Только хорошо обугленный гость, уехав, точно уже никогда не вернётся.
Мы жили в домике у Кати, невинной жертвы интернета. Финский друг по переписке растлил Катю фотографиями домика с видом на залив. Катя до сих пор иногда для него плачет, чтоб он помнил о своей вине. Финский муж добровольно бегает за пивом и обнимает бесконечную Катину родню. Только к холодрыге ниже ста двадцати градусов он привыкнуть не смог. Демонстративно мылся в свитере, как истеричка. Катя вернула ему право контроля температуры и с тех пор входит в семейную баню как в горящую избу. Вываливается на улицу потом дымящаяся, с ярко-красными глазами. По нечёткой координации и спутанной речи видно: она очень скучает по Родине.
Если Прованс – очевидный рай, то Финляндия – покой и воля. Мастер с Маргаритой там живут, несомненно. Уют, чистота, занавесочки. Можно весь день варить какао, сопеть в чашку, кормить белок. Пейзажи серо-зелёные. Камни, тучи, вода. Северная природа скорей тактильна, чем визуальна. Из бани в сугроб, из-под дождя к огню, ноги намочил – высушил. Животные в этих условиях размножаются страшно. Им не доступен алкоголизм и заняться больше нечем. Для борьбы с действительностью у них только секс. Правительство направляет население по пути белочек. Продажа водки запрещена после шести, по выходным и праздникам. Но люди всё равно пьют. Проклятая неброская красота северных болот.
Финляндия всосала моего латышского друга Колю. Я бродил по Хельсинки, искал его. Зашёл в магазин, купил себе пиджак, детям лакрицы, напился, прочитал лекцию неграм в городской библиотеке, растлил бутербродом белочку, много всякого пережил. Колю не нашёл. Видимо, он женился и лопает форель в какой-нибудь дальней деревне. По финским меркам он горячий южный парень, пошёл нарасхват.
Возвращался в Латвию на пароме – тихом, быстром и безопасном, как Титаник. Билет в спасательную шлюпку мне не продали. Просто посидеть в ней тоже не пустили. Пользуясь случаем, передаю бездушному матросу с толстыми пальцами привет. К его сведению, я понимаю финский по выражению лица и сам он идиот и неврастеник.
На верхней палубе пассажиры праздновали обгон чайки. Животина летела параллельным курсом,