Глава 22
– Ты читаешь свой гороскоп, Арман?
Дедуля пожимает плечами, Жюль обходит его сзади, склоняется, читает через плечо:
– «Овна ждет судьбоносная встреча».
Дедуля снова пожимает плечами, бурчит раздраженно:
– Я этими глупостями не интелесуюсь.
Жюль не отстает:
– Но встреча все равно случится!
Бабуля увещевает его:
– Доедай картошку и не морочь голову деду.
Жюль возвращается за стол, поливает яичницу кетчупом. Мы всегда ужинаем в 18:30. Как куры. Ненавижу это сравнение: в детстве подружки издевались надо мной, обзывая курицей. Ну, не подружки – девчонки, приезжавшие на каникулах к соседям.
За столом я всегда сидела напротив бабули, Жюль – слева от меня, дедуля – справа. Таков был заведенный порядок. Менять его ни к чему, иначе дедуля будет недоволен. Когда у меня появится свой дом, я буду есть за кофейными столиками из светлого дерева, без дурацких клеенок, а сидеть – на разных стульях. У нас вся мебель сделана из дуба темно-коричневого цвета. Дедуля говорит, что это красиво, потому что дерево благородное, а мне оно кажется уродливым. В нашем доме все чем-нибудь защищено. На диванах лежат покрывала. На креслах – тоже покрышки, на всех столах – скатерти, будто дому есть что прятать.
Каждый вечер, после еды, Жюль поднимается к себе, чтобы позаниматься, я иду в свою комнату (если не дежурю) и пишу в тетрадь. Дедуля остается у телевизора. Бабуля в спальне открывает роман Даниэлы Стил, который будет читать год, по две страницы перед сном. На каждое Рождество я дарю ей несколько штук, некоторые из них – с обложками пастельных тонов и названиями типа: «Отныне и вовек», «Сезон страсти», «Кольцо». Не знаю, о чем мечтает за чтением бабуля, наверное, ей просто нравятся светлые тона (как и мне!).
К шести годам я узнала, что у бабули и дедули есть имена. Эжени и Арман. Жюль иногда их так называет: «Эжени, корнишоны закончились!», «Арман, я нашел твои очки!».
Жюль гораздо нахальнее меня.
Я всегда удивлялась, глядя на свадебную фотографию бабули с дедулей: оба такие молодые, а на Эжени приталенное платье. Теперь осиная талия исчезла, бабуля стала похожа на ствол дерева, не поймешь, где грудь, где талия (как у лабрадора!), где бедра, где ягодицы. Она не толстая, а какая-то… раздутая, монолитная. Бабуля даже летом носит специальные чулки – ей приходится беречь вены на ногах. А руки у нее такие шершавые, словно никто никогда их не целовал и не гладил. Я представить не могу, что дедуля когда-то обхаживал бабулю и они кувыркались на широкой кровати. Не могу увидеть внутренним взором, как бабуля делает дедуле… сами понимаете что. Зато легко воображаю всякое разное, когда Элен рассказывает мне о Люсьене.
Дедуля с бабулей почти не разговаривают, а вместе только за покупками ходят. Они никогда не ссорятся, как будто условились раз и навсегда оставить друг друга в покое. Я ни разу не видела, чтобы они целовались в губы, – только в щеку на Рождество, благодаря за