Философия убийства. Николай Кадмин

развращенных личностей, – говорит историк, – сидит на папском престоле. Мрачные картины азиатских деспотий развертываются в христианском Риме. Редкий Папа не погибает от интриг, над редким политические враги не совершали самых диких насилий, даже трупы не избегали посрамления. Владычество наглых женщин, коварство, оргии мести, убийство, яд, святотатство, кощунство были обыкновенными явлениями в ту эпоху. Латеранский дворец был местом публичного разврата и вместилищем порока. Распущенность нравов и чувств всего латинского духовенства была чудовищна. «Это не епископы, – говорили о них современники, – а тираны, окруженные войском; с руками, запятнанными неприятельской кровью, они приступают к совершению таинств». Епископские должности на всем Западе продавались с публичного торга. Безграмотность и невежество даже высшего духовенства были поэтому чудовищны. Не все знали даже «Верую», не все умели читать.

      Жизнь представителей высшего духовенства, обладавших громадными доходами, протекала в разнузданной чувственности, в грубейших удовольствиях. Дома их, по свидетельству современников, были притонами разврата. Не было ни одного из семи смертных грехов, которому с избытком страсти не предавались бы тучные каноники, ожиревшие епископы. Их столы ломились от яств, погреба от вин, их пиры блистали обнаженной красотой развратных женщин, причем чувственная фантазия итальянских епископов и их придворных была безгранична в своей дерзости и в своем кощунстве.

      Но развращенная жизнь папского двора и римского духовенства не могла развратить и потушить жизнь религиозного сознания всего народа. Как бы в противовес этой развращенности, этому безбожью и кощунству, напрягалась религиозная воля, и мысль народа искала иных путей для проведения в жизнь заветов истинной религиозности. Освобождались от слепого и мертвого подчинения догме и сами искали не мертвых формул, а живой, утоляющей душу воды божественного смысла в Евангельском учении. Появляются многочисленные сектанты, раскольники, еретики, утверждающие новый строй религиозного ученья, подчиняющего себе жизнь людей, отдающихся суровому и восторженному служению истине.

      Именно тогда, когда папство создало железный кодекс, сковавший кольцом повиновения всю христианскую паству, когда «всемирный Отец» воздвигся как наместник Христа, не отвечающий ни перед кем за свои деяния, но сам дающий ответ за всех на Страшном Суде, – именно тогда восстал дух высшего бунтарства в народе, и он ломал все цепи влияния католического духовенства и искал собственных путей религиозной жизни. Приблизительное представление о папском железном кольце дают постановления, выработанные собором при Гильдебрандте[10], относительно роли Папы в мире. «Один только римский первосвященник может быть назван вселенским; он один имеет право низлагать епископов; его легаты имеют право председательствовать над всеми епископами в соборе; он может низлагать отсутствующих прелатов; он один имеет право носить императорские регалии; государи обязаны целовать