И вдруг до слуха Первосвященника донеслась песня, кто-то неподалёку, смеясь, распевал:
– Горе мне от рода Ханана, горе от их шипения! Сами они Первосвященники, их сыновья – казначеи, их зятья – смотрители Храма, а их слуги бьют народ палками.
Кровь прихлынула к лицу Кайафы, но он даже и не подумал преследовать наглеца.
Заседание Синедриона состоялось на следующее утро в Зале тёсаных камней, Лишкат-га-газит.
Несмотря на то что, казалось, вопрос о проповедях ам-хаарецев в Храме был не такой уж важный, на заседание были созваны все члены Великого Синедриона, в который входили, кроме первосвященников, представители привилегированных саддукейских семей, из членов которых назначались первосвященники, книжники, старейшины. Всего семьдесят один человек: Ханан, Кайафа, Иоанн, сын Теофила, Ионатан, сын Ханана, фарисейские законоучители во главе с Гамалиилом, а также Никодим, Иосиф Аримафейский, Иоханан бен Заккай, Александр, богатый брат знаменитого мыслителя Филона Александрийского, и остальные. Кайафа сидел на возвышении, посередине, как судья Праведный, судья Вяжущий и Разрешающий. Сверкала золотая дощечка на пышном головном уборе: «Святыня Господня».
– Какою силою или каким именем вы это сделали? – Кайафа задал вопрос, и голос даже ему самому показался слишком величественным и громким.
Пётр и Иоанн в измятых хитонах, грязных после ночи в темнице, ярко освещённые двумя высокими свечами в высоких серебряных подсвечниках, стояли на возвышении в середине полукруга. Рядом с возвышением стоял вчерашний исцелённый. Казалось, он не очень понимал, зачем его сегодня сюда привели. На Петра и Иоанна он не смотрел. Два положенных судебных писца находились по обе стороны от них. Писец справа записывал слова Первосвященника. Второй изготовился записывать ответ обвиняемых. Он насмешливо смотрел на Петра.
– Начальники народа и старейшины израильские! – начал Пётр. – Если от нас сегодня требуют ответа в благодеянии человеку немощному, как он исцелён, то да будет известно всем вам и всему народу израильскому, что именем Иисуса Назарянина, Которого вы распяли, Которого Бог воскресил из мёртвых. Им поставлен он пред вами здрав.
Писец поднял изумлённый взгляд на Первосвященника. Ему показалось, что в Иерусалим явился древний пророк. Он не знал, записывать ли это?
– Он есть камень, – продолжал так твёрдо и спокойно Пётр, что писцу захотелось записывать эти слова, – пренебрежённый вами зиждущими, но сделавшийся главою угла, и нет ни в ком ином спасения. Ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись.
Писец записал и опять взглянул на Кайафу.
Кайафа был зол и растерян. «Вот! Испугались!» – думал он, косясь из-под кидара на Ханана.
В Зале нарастал гул:
– Это опять ученики Иисуса? Они что – забыли, что стало с их Учителем?
– У ам-хаарецев память коротка, – послышался чей-то насмеш ливый голос.
– Они