Когда она выбралась на воздух за пределы части, ноги сами понесли на Девятую улицу, где проживал Прохор Фомич. Лекарь гостил у названого брата, его-то и нужно увидеть.
По ребячьему смеху, который слышался уже на подходе к дому, Тиса поняла, что стариков осадила соседская детвора. Прохор Фомич любил собирать малышню у себя, когда сноха позволяла. Войдя во дворик, девушка тихо прикрыла за собой калитку и, прислонясь к ней спиной, решила послушать разговор.
Под виноградной беседкой горстка ребятни расположилась вокруг большого кресла, в котором сидел тучный старик с бородой до пояса. Поясницу Прохора Фомича стягивал старый пуховый платок.
– Домовой молочко любит.
– Коровье или козье, дед Прош?
– Без разницы. Домовые – они такие, харчами не перебирают. Им внимание дорого. Возьмите блюдечко да поставьте у печи. А утром глядите: коли выпил хоть трошки, то понравились вы ему. Будет он вас беречь от лиха всякого, пока вы спите-сопите.
Ребята зажужжали, обсуждая совет. Тиса заметила Рича. Мальчик сидел на нижней перекладине деревянной лестницы, приставленной к беседке. Выглядел осунувшимся и в разговоре участия не принимал. Самодельный костыль валялся в пыли у его ног. На порог вышел Агап с подносом, полным фигурных пряников, и дети кинулись расхватывать угощение.
– Тише, пострелята, – буркнул лекарь. – С ног деда не сбейте.
Последний пряник Агап подал Ричу. Тут старик заметил девушку и махнул ей рукой, приглашая присесть вместе с ним на скамейку. Гостья уселась рядом.
– Раньше не то, что нынче, – продолжал Прохор Фомич, тряся бородой. – Раньше и водяного задабривали. Сейчас никто обычаев не помнит. Потому пять весен назад дочь Косого и утонула. Скучно стало водяному, вот он и забрал девку. Водяные они ведь как шахи чиванские, гаремы любят. Когда мне было столько годков, сколько вам, я ужасно боялся кривого Кондрата – мельника с водяной мельницы, что сейчас заброшенная выше по Веже стоит. Слыхали о такой?
Дети закивали.
– Говаривали, что Кондрат каждый год на Жнухову Горку в новолуние открывал свой подпол и кидал в омут лошадь или корову водяному в подарок, чтобы тот мельницу водорослями не оплетал. Поэтому я никогда туда с отцом не ездил. Боялся, вдруг он и меня кинет водяному в услужение.
Дети зашептались.
– Кондрат мне был страшнее болотного Гарта. Тогда еще ворон не забрал его колдовскую душу.
– А зачем ворону его душа? – спросила девочка с голубой лентой в косицах, внучка Прохора. Она подошла к деду и забралась к нему на коленки.
Белобрысый соседский мальчишка Картыш фыркнул:
– Души чародеев слишком тяжелы, чтобы подняться в небеса. Вот птицы их и уносят к Боженьке.
– А