Искусству и природной наготе…
То во второй… от идеалов отреченье,
Души падение и саморазрушенье.
И в этом убеждались мы не раз.
Война и смерть – как сёстры, две подруги.
Когда я в церкви на венчание смотрю,
То понимаю, что нас движут к алтарю
Любовь и Мир – в гармонии, на пару.
Война ж нам дарит ненависть, отраву,
Озлобленность, пороки и недуги.
Что автор нам даёт, во что он верит сам?
Какие движут им подспудные идеи?
Иль только образы и темы им владеют
И всё расписано по планам и часам?
Довольно… всё уже предельно ясно —
Есть Мир, в котором жить непросто, но прекрасно,
И есть разлучница – могильщица Война,
Что с чёртом под руку и с ним обручена.
Уходим
Мы бежим, задыхаясь от страха, обиды и злости,
То намётом летим, то, храпя, переходим на шаг.
Мышцы рвутся от боли, и гнутся и крошатся кости,
И спасает внезапно упавший в низину овраг.
Здесь так сыро, темно и безмолвно, предательски тихо,
Тут любое движенье раздастся – как выстрел в ночи.
Нас давно уже ждёт и бормочет голодное лихо,
Продираясь в подлеске, клюкой по деревьям стучит…
На подобранных лапах, к земле животом припадая,
Распахнувшая пасть и горящие пяля глаза,
К нам по склонам стекает живою волною шиза,
Всё подмяв на пути – постепенно овраг заполняя.
Мы уходим ручьём по засохшему старому руслу,
Окровавленный след за собой оставляя – как метки.
Нам теперь всё равно, лишь бы прочь от запретов и
клетки —
Путь наш труден и долог, тернист и потерями устлан.
В чём же наша вина и кто счёт предъявляет заочно?
Почему мы должны (ничего не прося, не беря)?
…Это просто охота, забава, и знаем мы точно —
Там внизу, на границе, у леса… стоят егеря.
Первая любовь
Ей принесут цветы с карточкой от меня.
Посыльного потом попрошу рассказать,
Как приняла букет, как читала, —
чтобы понять,
Осталось ли чувство, а может, надеяться зря
На свидание, назначенное в записке,
Такое желанное. Но всё больше сомнений,
Как только становится уходящим
…время,
И ожидание, и понимание намерений.
Стать снова кем-то, а не просто знакомым старым,
Который давно уже от этой жизни усталый —
Хочет погреться у прежнего, неостывшего очага.
А может, это снова молодость и на картине стога?
И в музее почти пусто и ничего лишнего.
А может, это всё забытое и пронзительно личное?
Которое не описать и не передать словами.
А может, лучшее – это расстояние и молчание между нами?
Ведь сколько прошло – сорок лет, пятьдесят?
Но