Взглянешь вниз – замирает душа.
Уплывает земля, как на майском параде
Лёгкий шарик из рук малыша.
Пять минут передышки. Отметка – пять двести.
Ветер снежный отрог закурил.
Эту гору с Серёгой мы сделаем вместе.
Хватит фарта, упрямства и сил.
Лишь бы только погода не срезала крылья
И лавины прошли стороной.
Осыпают нас горы алмазною пылью
И бинтуют следы за спиной.
Мы не горы штурмуем, сердца разрывая,
Облаков потревожив покой.
Из болот мы себя до вершин поднимаем,
Проверяя на вшивость горой.
Что нас в горы влечёт? Очумели от скуки?
Иль опасность уж так хороша?
Но слабеют при встрече от радости руки,
И поёт, распрямляясь, душа.
Кленовый листочек
Я в чулане нашёл
Деревенского старого дома
Свой гербарий в тетрадке
За третий, наверное, класс.
Там кленовый листочек,
Как старый и добрый знакомый,
Словно с формы канадцев,
Лежал до поры про запас.
И подумалось вдруг,
Что и я согреваюсь надеждой
Сохраниться в Поэзии,
Хоть бы единой строкой,
Словно лист – настоящей
И так же как Парус – мятежной,
Что лишь в поисках бури
Для сердца находит покой.
На привале
Никогда ничего не пиши о войне,
Нет тех слов, чтоб серьёзно, без мата.
Не трепись, помолчи, дай остыть тишине,
Не мешай на привале ребятам…
Вон в две дырки сопит вологодский пацан,
Он из наших, из тех, кто в тельняшке,
Он, возможно, во сне у родного крыльца
Что-то шепчет на ушко Наташке.
Рядом с ним прикорнул возвратившийся в строй
(Повезло, что осколочный в мясо)
Дядя Фёдор. «Забой» у него позывной,
Он шахтёр – это хуже спецназа…
Есть и с орденом – Мишка, точней Моисей,
Он на голову точно контужен,
Всё ему нипочем, всё лишь «азохен вей»
(За карман малолеткой осужден).
Жаль, Серёга Ткаченко ушёл на покой,
На зелёные райские кущи,
Его конь над рекой, да и он молодой…
А над нами – осенние тучи.
А над нами военною пахнет грозой,
Серафим шестикрылый за нами,
Нас с молитвами ждут и с победой домой.
Мы вернёмся, родные! Мы с вами!
Памяти В. Г. Бояринова
Погибают в бою.
И в тылу, как в бою, погибают,
Не покинув рядов
И не дав ни на миг слабину…
Только ангелы скорби
Сейчас над Поэтом летают,
Только крик журавлиный
Тревожит небес вышину…
И пускай в его честь
Не назвали ни улиц, ни скверов,
Зато Слово его
Продолжает Отчизне служить,
Как и память