– Видите вы эту зубочистку? – спросил Скрудж, чтобы рассеять свой страх и хоть на мгновение оторвать от себя холодный, как мрамор, взгляд призрака.
– Вижу, – ответил призрак.
– Да вы на нее даже и не смотрите!
– Это не мешает мне ее видеть.
– Так вот, стоит мне только ее проглотить – и я до конца моих дней буду окружен легионом домовых собственного моего произведения. Всё это – вздор, говорю вам… Вздор!
При этом слове призрак страшно вскрикнул и так оглушительно, так заунывно потряс цепью, что Скрудж ухватился обеими руками за стул, чтобы не упасть в обморок. Но его ужас удвоился, когда призрак вдруг сорвал с головы фуляр, и при этом нижняя его челюсть свалилась на грудь.
Скрудж упал на колени и закрыл лицо руками.
– Боже милосердный! – вскрикнул он. – Проклятое привидение!.. Зачем ты появилось терзать меня?
– Душа плотская, душа земная! – ответил призрак. – Веришь ли ты теперь в меня?
– Должен верить поневоле?.. – сказал Скрудж. – Но зачем же духи бродят по земле и зачем ко мне заходят?..
– Обязанность каждого человека, – отвечал призрак, – сообщиться душою с ближним: если он уклоняется от этого при жизни, душа его осуждена блуждать в мире после смерти… Осуждена она быть бесполезной и безучастной свидетельницей всех дольних явлений, тогда как при жизни она могла бы слиться с другими душами для достижения общего блага. – Призрак вскрикнул еще раз и заломил свои бесплотные руки.
– Вы скованы? – спросил дрожавший Скрудж; – но скажите, за что?
– Я ношу цепь, которую сам же сковал себе в жизни, звено за звеном, аршин за аршином; сам надел ее на себя добровольно, чтобы добровольно же носить ее всегда. Может быть, тебе нравится этот образчик?
Скрудж дрожал более и более.
– Или тебе хочется, – продолжал призрак, – узнать тяжесть и длину твоей собственной цепи? Семь лет тому, изо дня в день, она была так же длинна и тяжела, как моя; потом ты еще потрудился над нею, и теперь – славная цепь вышла…
Скрудж посмотрел кругом себя на пол, нет ли на нем самом железной цепи, сажень, эдак, в пятьдесят? Но цепи не было.
– Джэкоб, – сказал он умоляющим голосом, – старый мой друг Джэкоб Мэрлей, поговорите еще со мною, скажите мне несколько слов утешения, Джэкоб!
– Не мне утешать, – ответил призрак, – утешение приносится свыше, иными послами, и к иным людям, чем ты, Эвенезэр Скрудж! Я тебе и сказать не могу всего, что бы мне хотелось сказать: я обречен блуждать без отдыха и нигде не останавливаться. Ты знаешь, что на земле моя душа не преступала пределов нашей конторы, и вот – почему мне суждено теперь сделать еще много тяжелых путешествий!
У Скруджа была привычка, когда он задумывался, засовывать руки в карман панталон: так поступил он и теперь при последних словах призрака, но с колен не встал.
– Вы, должно быть, порядком запоздали? – заметил он, как истый деловой человек, однако же, с покорностью и с почтительностью.
– Запоздал! – повторил призрак.
– Семь