– Дык без надобности они тут зовсим, для порядку стоят! – прогудел в ответ густой, рявкающий бас, от звука которого Митя чуть не вылетел из седла. – От колы батько мой, Михал Потапыч, зовсим малым был, ногайская орда в степях озоровала: стада городские угоняли, случалось, девок фабричных утаскивали – ищи их потом в степи по кибиткам… От тогда да, с тех башен ногайцам прикурить давали. А зараз с той стороны яка опасность? Хиба шо начальство понаедет…
Отец и Митя медленно обернулись.
У обочины дороги их поджидали трое, верхами. Даже Митя, невеликий знаток статей обычных, не паровых, коней, оценил лошадок этой троицы – и насколько лошади подходят всадникам. Поджарый жандармский офицер в свежем, с иголочки мундире восседал на нервном текинце – конь перебирал тонкими ногами и косил хищным глазом на робко кланяющихся прохожих. Коня вроде того, что под вторым всадником, Митя видал разве что на эскизах к будущей картине г-на Васнецова с тремя богатырями. Если бы конь не тряхнул гривой, отгоняя слепней, Митя и вовсе решил бы, что это выставленная у дороги каменная статуя. Конь был огромен: крутые бока, широченная спина, копыта как суповые тарелки. Коня было жалко – с усталой покорностью он нес на себе громадного всадника. Казалось, даже спина богатырского тяжеловоза прогибается под его весом. Казачий мундир, сукна на который понадобилось вдвое, если не втрое больше, чем на обычный, обтягивал широченные плечи, физиономию чуть не до глаз покрывала короткая жесткая борода. Впрочем, из-под густых, как щетки, бровей выглядывали хоть и маленькие, но веселые и добродушные глазки, а плечи лохматый богатырь сутулил, точно извиняясь и за размеры свои, и за мощь. Рядом с этими двумя третий, ничем не примечательный всадник, с прилизанными волосами и сереньким личиком, терялся, хоть и пытался выпячивать грудь и подавать вперед мелкую мышастую кобылку.
– Его высокоблагородие – начальство и есть, и оне-с вами недовольные! – по-бабьи визгливо выпалил этот третий.
– Э-э… Для начала хотелось бы знать: кем именно я недоволен, господа? – вымученно улыбнулся отец. Кто эти трое, догадаться несложно, но ему требовалась пауза: было неприятно, что у ссоры с сыном оказались свидетели. Митя и вовсе отвернулся, впрочем с любопытством поглядывая на троицу искоса.
– Так Михал Михалычем же! – аж подпрыгнул в седле серенький. – Его башни, ему и…
– Его высокоблагородие попросил нас представиться, – хмыкнул жандарм и с щегольской небрежностью кинул руку к козырьку. – Начальник губернского жандармского управления ротмистр Богинский, Александр Иванович. Неблагонадежные лица, антиправительственные кружки, оскорбление величия и чести, иные злоумышления против державы и государя императора – это все мои заботы.
– Ну той… войсковой старши́на Катеринославской паланки Азовского казачьего войска. Потапенко. Михайло Михайлович, – смущенно ерзая в седле, отчего коня клонило