– Но как она попадет во дворец?
– Мы пошлем за ней Вирдумария с носилками. Он передаст мою просьбу и твое согласие, а я щедро награжу тебя за сегодняшний день. Ты верный товарищ, Матерн. Я смотрю, на тебя можно положиться. К тому же ты прекрасно сложен, в самом соку.
– Соглашайся, приятель, – подхватил Переннис. – Тебе и твоему семейству выпала редкая удача услужить сыну божественного Марка Аврелия. Просьба цезаря – приказ для подданных, учти это, Матерн.
– Ну, зачем так официально? – потянувшись, возразил император. – Мы же здесь все друзья.
Матерн открыл рот и машинально кивнул.
После бани, разнежившей и окончательно оформившей аппетит в некую мечту о необыкновенном, неслыханном наслаждении, которое ожидало их в столовой-триклинии, Коммод повелел насытить помещение для еды самыми изысканными ароматами, на что Клеандр, потупив голову, не скрывая страха, сообщил, что в вестибюле господина ждет гонец из претория. Дело, заявил гонец, спешное и откладыванию не подлежит.
Коммод поморщился, затем махнул рукой – зови.
Гонец – солдат преторианской когорты, в полном боевом облачении, с фалерами на чешуйчатом панцире, – погромыхивая и позванивая металлом, вошел в предбанник, вскинул руку в приветствии:
– Аве, цезарь! Привет от Тиберия Клавдия Помпеяна, наместника и легата. Он приказал сообщить тебе, что легионы рвутся в бой. Они готовы выступить в поход.
– Я рад, – равнодушно ответил цезарь. – Что еще?
– Только что на наш берег переправились послы от квадов, буров и маркоманов. Они требуют немедленной встречи с тобой, цезарь.
– Требуют?! – воскликнул Коммод. – Как они осмелились!.. Ладно, продолжай, чего же они требуют?
– Мира, цезарь. Они хотят мира. Наместник просил передать, что, скорее всего, это хитрая уловка с целью оттянуть начало похода. Он умоляет цезаря проявить осторожность.
Коммод по привычке подергал пальцы (указательный, на радость императору, хрустнул), прикинул: может, в самом деле встретиться с посланцами варваров, иначе сюда, во дворец, нагрянут муж старшей сестры Помпеян, Пертинакс, Сальвий Юлиан и прочие отцы-сенаторы, так называемый узкий круг назначенных отцом «друзей цезаря», в который входят два десятка человек. Все они начнут слезливо увещевать юношу «проявить благоразумие», «вспомнить о государстве, ведь salus reipublicae – suprema lex»[7], примутся взывать к завету отца «не откладывать на завтра то, что следует сделать сегодня». Ночь будет испорчена. Ни поесть, ни возлечь с Кокцеей не удастся. Он глянул на посыльного.
– Хорошо, ступай. Я встречусь с варварами.
Когда преторианец вышел, правитель перевел взгляд на отдыхавшего рядом Перенниса.
– Тигидий, сколько лет ты уже ходишь в префектах?
– Девятый пошел, господин, – с полупоклоном ответил тот.
– Не пора ли в легаты?
– Как будет угодно господину.
– Тогда