Сантктус, как она сжимается! Я только хотела положить её в воду, а она сжимается, как… У меня даже сравнения такого нет, чтобы описать то, что я вижу. Но в следующее мгновение, почувствовав тепло, Алье явно расслабляется. Она что, считала, что я её в ледяную воду положу? Действительно, звери… Может, морфы? Завтра подумаю, сейчас надо мыть моё чудо.
Бережно водя мочалкой, я сдерживаю слёзы, подступающие от реакции малышки. От каждого прикосновения она сжимается, будто ожидая боли, а я внутренне наливаюсь гневом. Я хочу голову того, кто это сделал! Я точно найду его и, клянусь кровью, смерть его будет непростой!
Вот мы и вымыты. Доченька – кажется, так принято ласково называть своего птенца у хомо – завёрнута в полотенце, вся, полностью, и только мордашка несмело улыбается. И я улыбаюсь ей, задумавшись – сначала одеть, а потом покормить, или сначала покормить? Решаю, что лучше покормлю и, потянувшись за детской бутылочкой, устраиваю птенца подобнее на руках.
– А почему так? – интересуется Алье, удивлённо следя за бутылочкой. – Я же сама могу… наверное.
– А сама ты будешь завтра, – сообщаю я ей. – Если захочешь. Сейчас ты у меня устала, поэтому мама тебя так покормит…
Почему-то я не хочу говорить дочке, что она слаба для того, чтобы самостоятельно питаться, что-то подсознательно останавливает меня. Завтра подумаю, что это может значить, а пока просто покормлю своего птенца и уложу спать. Завтра у нас новый день, кто знает, что он принесёт?
Глава четвёртая
Как-то неожиданно я приняла тот факт, что являюсь матерью, как у хомо. Это, наверное, необычно, но теперь-то уже вариантов нет. Малышка Алье боится спать сама, но ничего не рассказывает, а можно ли её расспрашивать, я не знаю. Я укладываю её в кроватку, но стоит мне отойти, как её глаза становятся такими жалобными, что я просто не могу её оставить.
Как она удивилась пижаме! Однажды я узнаю всё, что с ней случилось, точно узнаю. А сейчас я держу мою Алье на руках, покачивая, как делают хомо.
– А уже можно плакать? – интересуется дочка у меня.
– А зачем Алье плакать? – ласково спрашиваю я.
– Ну, бить не будут? А что такое Алье? – мне от такого вопроса становится нехорошо, но я держу себя в руках, хоть это и непросто.
– Алье – это ты, – объясняю я ей, но дочка на минуту задумывается и выдаёт мне очень важную информацию.
– Я номер… – говорит мне она. – Только не помню, какой, но на мне должно быть написано.
Вот как! Она себя идентифицирует с номером! Что это может значить? Непонятно пока,