– Я лишь глашатай, – поспешно объявила Мать Ведьм. – Меж мной и тобой нет распрей, чародейка Сигрлинн. Ибо я была задолго допрежь тебя и буду здесь по-прежнему, когда ты давно уже обратишься в пыль.
Огненный вихрь на сей раз не стал отмалчиваться. Бешено крутящаяся спираль внезапно развернулась, пламенный бич хлестнул по надменно подбоченившейся Гулльвейг.
Взметнулись клубы дыма, сшиблись с огненной плетью; Сигрлинн откачнулась назад, словно получив удар незримым тараном, но и Гулльвейг швырнуло об угол каменных врат, так, что застонала броня, от доспеха отлетел сорванный наплечник с погнутыми и частью обломанными остриями.
Мать Ведьм не удержалась на ногах, сползла вниз.
Сигрлинн вновь надвигалась на неё, медленно, словно прощупывая каждый шаг.
Взвился в воздух Фенрир.
Ночные Всадницы дружно вскинули огнетворные чаши.
Прямо перед волком в единый миг вспыхнула пламенная сеть, перекрывшая ему дорогу.
Фенрир влетел в неё мордой, завизжал, покатился по земле, отчаянно пытаясь сбросить жгучую ловушку.
Зависавший над золотыми крышами призрачный молот, сотканный из множество молний, сорвался с места, крутясь, обрушился на строй рыцарей Прекрасной Дамы; Сигрлинн, по-прежнему в облике огненного вихря, преградила ему дорогу, в единый миг оказавшись посреди строя своих.
Огонь и молнии сшиблись, в разные стороны рванулись потоки чёрно-рыжего пламени и ослепительно-голубых разрядов. Призрачный молот обратился в ничто, но и огненный вихрь почти что вбило в землю.
Почти что, но именно что «почти».
Земля впитала в себя молнии, молот расточился, как и не бывало; огненный вихрь, чуть более бледный, чем раньше, вновь упрямо двинулся к воротам.
Ночные Всадницы меж тем пытались окончательно опутать и спеленать Фенрира огненными сетями.
Рыцари рысью спешили за Сигрлинн.
Битва за Асгард разгоралась.
Он должен выбраться. Он должен выбраться.
Мысль повторялась, ходила по кругу, ударялась об один висок, отскакивала к другому и так без конца.
При том, что никаких висков у Познавшего Тьму сейчас и в помине не было.
Он притянул уже к себе множество душ, он внимал их шёпоту благодарности. Он почти не сомневался, что Неназываемый как-то воздействует на них тоже – взлёты и падения шёпота душ чередовались явно не хаотично, но извлечь смысл из этого не удалось бы даже и самому Духу Познания.
Так или иначе – прочь отсюда. Уйти, оставаясь. Но делиться больше на странные и, если честно, пугающие своей… альтернативностью ипостаси Познавший Тьму не мог и не хотел.
Он должен был уйти отсюда таким, какой есть.
И таким же остаться.
Подобно тому, как он уже преодолевал непреодолимый, казалось бы, барьер, отправляя себя-действующего