Прямая дорога вела мимо разномастных домов. Большая их часть была погружена в утреннюю сонную тишину, но в ней уже раздавался приветственный звон дверных колокольчиков. В воздухе висел запах хлеба: пекарня Дэрри точно была не единственной в городе. Но вот улочка вильнула и вывела к двум небольшим домикам, за которыми открывалась торговая площадь, только-только начавшая обрастать палатками и витринами.
Джей все сбавлял шаг, будто пытался не то узнать место, не то что-то найти. С сомнением посмотрел на ограду ближайшего дома – необычно высокую для этих мест, и вдруг качнулся в сторону от резко вынырнувших сквозь прутья рук. Хаук сам отшатнулся от неожиданности. И только теперь заметил, что в кустах за оградой кто-то сидел. Кажется… женщина?
Костлявое тело, седые волосы, смутно знакомые черты лица, искаженные морщинами и чем-то еще. Хаук не мог понять, на кого она похожа или кого напоминает, но готов был поклясться, что уже видел это лицо. Только другим. Помоложе?
Женщина вновь просунула руки сквозь ограду в попытке дотянуться до Джея и переливчато замычала. По подбородку потекла слюна. Тут же стало ясно, что «не так», кроме возраста и морщин.
Безумие.
Или слабоумие?
Вряд ли с рождения, ведь несмотря на «съехавшую крышу» и полуосмысленный взгляд, сфокусированный сейчас непонятно на чем, лицо хранило еще остатки былой красоты.
– Что за черт? – не удержался Хаук и отошел от ограды на пару шагов. Внутри жирным червем поднялась брезгливость. Хаук понимал, что в их мире далеко не всем удается сохранить рассудок, но впервые видел такого человека своими глазами. – Я думал их, ну…
– Убивают? – со своим обычным цинизмом подсказал Джей, только все нутро вдруг обожгло ледяным ветром. – Прячут в приютах? Пускают на органы?
Голос учителя дрожал от ярости. Хаук впервые испытывал на себе такое давление, и невольно попятился еще больше. Теперь от обоих:
– Я н-не…
– Ты прав, – вот уж чего совсем не хотелось сейчас, так это оказаться правым. – На органы, кстати, чаще всего. Но есть те, о которых заботятся. Даже о таких.
Джей неожиданно улыбнулся с недавней горечью, подошел ближе. Женщина наконец дотянулась до него, схватила за штанину и потянула вниз, так и не отводя взгляда от пряжки на поясе. Может, ей просто нравилось блестящее? Или стальное? Или узор на оружейный мотив?
Учитель неожиданно подчинился, опустился на колени перед сумасшедшей, отстегнул украшенную тиснением пластину, в которую тут же жадно вцепились костлявые пальцы. Мычание стало радостным. Даже счастливым. Глаза женщины сияли почти как у ребенка, получившего новую игрушку.
Хаука опять передернуло.
От тупого полузвериного взгляда. От так и капающей с подбородка слюны. От мычания и дерганых неправильных движений.
От всего этого только тошнило.
От самого себя тоже: Хаук стыдился собственной брезгливости, пытался заставить себя сочувствовать – ведь перед ним человек. Такой же, как и он