Мы с Кукурузовой на бревне (театральная ложа).
Морковников один, одинокая Лёка.
– Какая звёздочка в «спецчасти»!
– Не на вашем погоне, товарищ командир! «Капитан, никогда ты не будешь майором», – перекрикивает магнитофон.
– Кто так режет хлеб, молодой боец! – он отбирает у неё тесак, реквизит предстоящей вендетты.
– «Где ж ты мой сад, вешняя заря!» – поют тёти-канцеляристки.
Их пение прогоняет от костра молодых. И я когда-то: пальцы «в замок», а голову – в небо, мяч легко сбывшейся мечтой падает в руки. У деревьев корки льда, а над игроками солнце прямо радиоактивное. Офицеры, молодые офицерши и Лёка объяты общим азартом, в котором и азарт индивидуальный. Шаровая молния – от неё к Морковникову и обратно.
«Стриптиз» Лёки: в открытой маячке она фарфоровая. И другие игроки кидают куртки на ветки. Кое-кто голый до брюк. Но не Морковников. Некоторые думают: стеснительный. Никаких пикантных анекдотов, говорит мало… Мы, бывало, ляпнем (маленькая фривольность), а он краснеет от алого до терракотового. Супруга нам кое-какие интимные детали, и никаких с ним фривольностей.
Он немало лет как из военного училища. Тогда – длинный, худой. В новенькой охровой форме, как недозрелая морковка бледного цвета. Фамилия к облику идеально. Но годы идут и, пардон, хрен, но молодой (тридцать пять).
Публика выдохлась, эти играют. На бревне вывод: спортсменка.
Конец маёвки – будим рядового. В крытую бортовую, и – вперёд с песнями. Морковников накидывает куртку на плечи деве. У контрольно-пропускного пункта вылезаем, офицеры ссаживают дам. Нам с Кукурузовой не в военный городок. А где эта пара? Да, он куда-то с ней!
Накрапывает. В голове круг играющих, генеральская родня, капитан Морковников… На обратном пути она тихая, он робкий, но опасный. Н-да… «Звёздочка слетела…»
Зависть наполняет меня. На кухне опять окно не на шпингалете! Бухаю рамой: палец до крови (какой там маникюр!) Вовка храпит. Кровать пора другую, но: «Где деньги, Зин?» И… месячных нет три недели! О, только не это!)
Дневник
Как с тренировки (давно: спортивная школа, я капитан). А с этим капитаном мы под дождём. И во дворе вода. Ноги мокрые. Хохочем, напугав охранника. В лифте зеркало, где я в его куртке – девчонка в коротеньком пальтишке, не отпускали, но надела куртку брата. У меня не было брата, я никуда не сбегала. «От и до», как военный.
Едем три минуты, но это – перемещение во времени. Мраморный пол, зелёно-красный ковёр, цвета фуражки пограничника. Далёкая застава. Молодые мама и папа. Тут территория демаркации, а мы нарушители границ. На двери ремни – грудь великана-вояки.
Хватит об ерунде: лифт, дверь, ковёр… Надо звонить! Открывают! Мы входим. На лице вдовы майора Турсинa лишнее выражение на миг: «О, вы не одна». Тут же вымуштрованное: «Нормально, что вдвоём».
У меня индивидуальная ванная, – удобство нравится гостю. Вдова вкатывает молоко и бублики, но мужчине надо еду, выпивку. Вкатывает гастроном. Её немое удивление: «И вы будете это есть и пить?»
Едим