Без времени, без желаний, без истерики. Андрей Александрович Писарев

среди поломанных рёбер и парализованных, постоянно сокращающихся от шока, мышц, найти моё сраное сердце и попытаться конфисковать его из тела любящего её человека, чтобы на циферблате срока годности любви к ней изменить дату на предыдущий день до разрыва отношений, дабы вина осталась за мной. Пульсирующее сердце истончается с каждым ударом о стенки запястья своей когда-то второй половинки. Кровопускание происходит всё активнее и насыщеннее. Кажется, что уже и качать будет нечего, ведь оно уже не в теле, но торчащие, не вырванные лоскутки вен и нервов из сердца, тянущиеся сильным натяжением в обглоданную, с дроблёнными костями, рыхлыми открытыми мышцами плоть – связывают мою жизнь на границе со смертью. Лишь будучи живым, человек ещё может что-то ощущать. Даже неизвестно, отчего было больнее – от острой кипящей горечи предательства человека, к которому испытывал чувства, которое именуют любовью; или от торчащего наружу сердца, впитывающее своей нежной кожей кислород, не переваренный предварительно лёгкими. Напоследок я сказал: «Любовь – безусловное чувство, и мне не обязательна твоя взаимность, чтобы тебя любить. Но после твоих поступков я не хочу с тобой больше быть» и ушёл, надеюсь, навсегда. Раз в месяц буду присылать деньги для ребёнка, но никогда не увижу её мать.

      – Да… – Я сделал паузу, выдохнув воздух. – Позвольте мне сейчас переварить эту информацию. Не желаете выпить кофий?

      – Давайте, – устремив взгляд вниз, сказал Игнат, – латте, если можно.

      Я подошёл к кофемашине и начал делать кофе, параллельно обдумывая сказанное. Кофемашина зашумела, вылила напиток из своего чрева, и вновь замолчала. Взяв две чашки, я подошёл к креслу, поставил их на блюдца, и сел, начав свою речь.

      – Итак, Игнат. Ваши терзания до сих пор вас тревожат?

      – Разумеется. Это было неделю назад. Доселе я не могу спать. Нигде не могу найти спасения. Мне бы хоть разобраться в проблематике моей патологии, дальше справлюсь. Выпущу сборники своих любовных приторных стихотворений, так сказать, сублимирую тяжбы души, предварительно распутав клубки мыслей в голове. Тогда-то мне станет легче.