– Дар наследника одной из пяти Старших семей, тайна, которую мы обязаны сохранить, куда важнее пары жалких смертных жизней, – холодно напомнил Рейнольд. – Ты мой единственный наследник, что будет с Семьей, что будет с Кру́гом, если ты лишишься своих сил?! Стоит кому-то из людей увидеть Магию – и ты потеряешь все!
– Беспокоишься обо мне? – Райден постарался произнести вопрос беззаботно, но голос его предательски дрогнул. В заботу Рейнольда Девиса о чем-либо, кроме Договора, не верил даже его сын и наследник.
– На тебе лежит ответственность перед Богами! – равнодушно напомнил отец.
– Альвы не Боги, – едва слышно пробормотал Райден и чуть громче прибавил. – Ну так заведи запасного сына. Я не перестану…
Щеку обожгло болью, голова мотнулась, словно висела на ниточке.
Пощечина. Как унизительно. Пальцы Райдена сами собой сжались в кулаки.
– Глупец! Хочешь закончить как Ванесса?! Безумным ничтожеством?! – в ярости выкрикнул Рейнольд. – Боги безжалостны к тем, кто нарушит Договор!
Райден заставил себя поднять голову.
– Ты прав, отец, мне следует быть осторожнее.
Однажды он восстанет. Пусть сейчас он слабее отца, но он найдет способ. Сможет дать отпор, чтобы больше никогда не чувствовать этой выводящей из себя беспомощности.
***
Гвен стояла на разрушенной стене Замка и смотрела на Про́клятое озеро. Броситься головой вниз и разбиться о каменистый берег – казалось привлекательной перспективой в сравнении с тем, что подготовила для нее любящая мать.
Ей не к кому было обратиться и не у кого просить защиты. Жаль, что отца больше нет с ними. Он единственный, кто мог хоть как-то повлиять на Миранду Коллингвуд.
В век, когда такие понятия как «демократия», «феминизм», «толерантность» доносились из каждого утюга, о них снимали фильмы и писали книги, ее, как какую-нибудь жертвенную овцу, собирались отдать на откуп Альвам в день Сопряжения.
Каково же было удивление Гвен, когда она только узнала, что той самой «девственницей» прилагающейся к «вину и дарам», предстояло стать именно ей.
Марина, возможно, сочла бы подобное интригующей перспективой, но мать, вот уже тридцать лет возглавляющая совет, никогда бы не позволила еще и Вейсмонтам себя обойти. Хватило Гатри-Эвансов.
Гвен старалась быть умной, никогда не спорила и легко убедила мать в том, что осознала всю свою ответственность перед семьей. Иначе с Миранды бы сталось запереть Гвен где-нибудь в подвале до самого дня Сопряжения.
Гвен рассерженно пнула какой-то камень. Гордость душила ее, необходимость повиноваться беспрекословно заставляла отчаянно злиться. То, что воспринималось Советом, как величайшая честь, казалось ей оскорблением достоинства. И пусть, человек она лишь наполовину, даже половины это человеческого достоинства хватало на то, чтобы возмутиться отсутствию выбора. Они все решили за нее. Еще до ее рождения. Она бы с удовольствием передала такую сомнительную честь кому-нибудь другому.
Родиться в