Но хоть вилами, хоть палкой – это всё одинаково бесполезно. Это даже мне понятно: огонь не достать, сожрёт он сейчас всю плёнку.
И тут папа бросает палку, пролезает внутрь и карабкается по металлической конструкции, которая держит шатёр!
Дядька аж крякает, глядя на него, но папа уже высоко.
– Вилы! – кричит оттуда, и дядька протягивает их наверх.
Папа ложится на перекладине, дотягивается, выпрямляется – и начинает сбивать огонь над головой. Чёрные хлопья и огненные снопы летят вниз, и дядька кидается на них и топчет.
– Й-и-и-и! – кричу я и тоже кидаюсь, но дядька рыкает на меня:
– Уйди, девочка, да! Отойди, там стой!
Я прямо теряюсь. У меня папа на самой верхотуре сражается с огнём, а я «там стой»?! Но дядька забыл уже обо мне: сверху сыпется, только успевай уворачиваться и хлопать лопатой по горящим кускам. Честно сказать, у него хорошо получается и помощь не нужна совсем. Но чисто из вредности я всё равно топчу кое-какие искры, которые улетают в сторону. Хотя это и не очень героично.
Наконец сверху перестаёт падать.
– Порядок! – кричит папа. – Разойдись!
И вилы летят вниз, вонзаются в землю. Папа спускается быстро и ловко, прыгает с последней перекладины – там с меня ростом, но ему это нипочём. Только запыхался. И дядька тоже. Ну и я, хотя не особенно устала. Просто сердце колотится и гордость за папу разбирает.
– Ва, алла, спасибо вам большой, да! Я бы один – никак не смогу! Как хорошо, вы тут оказался, а! – говорит дядька и жмёт папе руку обеими своими.
Папа улыбается, а я ещё больше им горжусь. Конечно, не справился бы! Дядька вон какой – кряжистый и широкий, он бы на такую верхотуру ни за что не залез. А папа – пожалуйста! Понятное дело, альпинист.
– Хулиганы, а! – продолжает дядька. – Я сколько раз говорил: «Валерьевна, поставь забор. Я охранять не могу, я на конюшне, как я буду охранять?» Сколько раз говорил: «Поставь! Тут сколько люди ходят, кто ножом, кто зажигалку. И всё, нет манежа!»
– А это для коней манеж? – спрашиваю, и у меня аж дыхание перехватывает от восторга.
– А если забор, уже близко не ходи. – Дядька меня как будто не слышит. – И что? Где занимайся теперь, а? Дороже самой будет!
– Здесь занятия проходят? – перебивает его папа, поймав мой взгляд. – На конях?
– Кони, да, – переключается он. – Школа. Дети ходят. Вот такие. – Оборачивается на меня. – И взрослые тоже. Да вы приходи! – вдруг оживляется он. – Я скажу Валерьевна, что вы так помогал! Совсем бы манеж сгорел. Она скидку делать будет.
Я подпрыгиваю. Губу закусила, чтобы не завизжать, ладони сцепила, чтобы не захлопать. Только прыгаю и мычу. И папе киваю – соглашайся! Это же кони! Мечта!
А он:
– Ну, я не знаю… Это, наверное, сложно?
– Что сложно? Кому сложно? Кони – легко! Это же сел и вези. Дети справляются! У нас в деревне все ездят. Это вон там сложно! – Он махнул на железную конструкцию, торчащую из манежа, как рёбра мёртвого кита.
Я так и прыгаю, как мячик. А папа как специально