– Как он мог?! – выдохнула Айлин и прижала ладонь к губам – так они задрожали.
Кармель обнял ее за плечи.
– Как он мог? – глухо повторила Айлин, качнувшись ближе и снова уткнувшись лбом в шелк его халата. – Не пожалел ни свою дочь, ни леди Эммелин… Кармель, кто такая Эммелин Кастельмаро? Я… никогда о ней не слышала…
– Эммелин? – откликнулся разумник с легким удивлением в голосе. – Я ее помню, это младшая сестра лорда Эдвина Кастельмаро. Училась у артефакторов, кажется, но родители отозвали ее домой, а потом прошел слух о ее внезапной и скоропостижной смерти… Так Морхальт?..
Он снова длинно выругался по-арлезийски, так тихо, что Айлин едва расслышала и опять ничего не поняла, но всей душой согласилась с каждым словом. Еще и мало о таком… таком… чудовище!
– Он ее не пожалел, – отчаянно повторила она. – И все-таки… Кармель, это ужасно, но я могу понять… чужих может быть не жаль! Но как он мог так поступить с родной дочерью?! Или даже не с одной?! Почему они не сопротивлялись? Почему не обратились к королю или лорду Аранвену?!
Айлин представила тетушку Элоизу в лаборатории – привязанную и беспомощную, в ужасе бьющуюся на холодном столе – и ее живот скрутило болезненным тягучим спазмом.
– Полагаю, его эксперименты не коснулись всех дочерей, – задумчиво ответил Кармель, не выпуская Айлин из объятий и даже прижимая сильнее. – По крайней мере, не Элоизы, иначе я узнал бы об этом, не сомневайтесь, моя дорогая. Мы были дружны – и, смею надеяться, так будет и впредь – не меньше, чем вы с его величеством, и Элоиза непременно рассказала бы, случись с ней что-то подобное. Она знала, что найдет во мне не только друга, но и защитника. Брайд, Мэйв и Амелия довольно рано вышли замуж, возможно, это случилось, когда их уже не было в доме… Помните портрет в лаборатории? Я полагаю, старый мерзавец выбрал для своих экспериментов Гвенивер, потому что она единственная, кто пошел внешностью в него. И, частично, в леди Вольдеринг… Морхальт был помешан на чистоте крови. Он одновременно ненавидел Три Дюжины за то, что им досталась милость богов, и благоговел перед силой их магии… Бедняжка Гвенивер пострадала, потому что несла в себе больше всего родовых признаков…
Магистр осекся. Мягко отстранился от Айлин, встал, подошел к окну, отдернул штору и несколько мгновений смотрел в темный сад, озаренный лунный светом. Потом, не оборачиваясь, произнес каким-то странным голосом, глуховатым и напряженным:
– Кажется, я должен вам кое-что рассказать, моя дорогая. Ваше видение… Не сомневайтесь, оно правдиво. Больше того, оно лишь часть огромной картины, ужасной и омерзительной… Клянусь всеми Благими, я бы предпочел никогда не говорить с вами об этом. Но ваше видение… Боюсь, оно предназначалось не только вам, но и мне. Если, конечно, в нем замешаны те силы, о которых