Советская молодежь мгновенно сломала защитный стереотип «иностранец – значит шпион» и смешалась с гостями фестиваля в беспорядке, похожем на броуновское движение – то самое состояние свободы, равенства, братства всех молекул, или по-другому – хаос.
Импровизированные очаги знакомств возникали спонтанно, как маленькие вихри повсюду – в парках, на площадях, тротуарах, мостовых. Молодые люди разговаривали, спорили, размахивали руками, смеялись, пели, танцевали, обнимались, обмениваясь сувенирами, значками, открытками, адресами. Они, добравшиеся по пустыне безмолвия к берегам бурлящей реки, восхищались ее широтой и с восторгом резвились в мутных водах.
В этой стихийной жажде нового и запретного пути Винсента Гарднера и Марии Улановой пересеклись фатально, без единого шанса миновать друг друга. Встреча их взглядов была подобна короткому замыканию эмоций, во время которого импульсы чувственного притяжения воспринимаются на уровне, недоступном для сознания. Так рождается любовь с первого взгляда – редчайшее событие, предопределенное по высшему замыслу.
Мария обладала врожденной величавой грацией, которой ее молодая фигура изъяснялась на языке тела столь же естественно, как оратор, одаренный красноречием от бога, изрекает свои тезисы, и даже пауза в такой речи является произведением риторского искусства. Мария не просто двигалась, она пела своим телом. Если бы ее движения можно было переложить на музыку, то самый великий из композиторов заплакал бы от умиления, услыхав эту гармонию совершенства.
Было ли это движение руки, касающейся волос или плеча, навстречу легкому наклону головы; быстрый озорной взгляд прелестных глаз, оброненный, как цветок, поклоннику в благодарность за комплимент, – все это было музыкой, которую Винсент, человек творчески одаренный, увидел сразу, а впоследствии всю свою жизнь умел понимать и ценить. Мы не ошиблись, говоря, что он видел музыку, ибо по-другому сложно определить то упоение, которое испытывал его мужской взгляд.
Среди прочих достоинств Марии Улановой обнаружилось ее хорошее знание английского языка, который она, как девушка прилежная, старательно учила, а теперь, получив возможность общения с носителем этого языка, совершенствовалась во владении им ежеминутно.
Винсент покорил гордую русскую львицу светскими манерами, аристократической учтивостью и редкостным даром говорить комплименты, искренние и томительно влекущие. Марии хотелось купаться в них, как в теплой лазурной волне. Слова Винсента ошеломляли сознание советской красавицы и растапливали в ней нежное чувство, подобно тому, как пламя заставляет воск набухать прозрачными капельками и стекать к подножию свечи. Она таяла и хотела таять дальше, понимая