– Эх, нарушают заповедь, не чтят день Господень. Разъехались по садам – огородам, – сокрушалась Варвара Матвеевна, выкладывая хлеб на канун и позабыв о собственных недавних садоводческих подвигах.
– Спаси, Господи, и помилуй Святейшего Патриарха, Митрополита нашего, деток моих… – шептали старческие губы, умоляя «Владыку всяческих» даровать всем мир душевный и телесный, чтоб дети знали Бога, чтили родителей. – Внучке моей, Олюшке, помоги расписаться с сожителем, а внучку Максимушке дай разумение и усердие в учёбе. Пусть они помогают родителям и бабушку с дедушкой не забывают, навещают иногда. Почитай, уж пять годков как их не видела. В письме фотокарточки прислали. Да разве заменят эти бумажки живое общение? И Матвейка, названный в честь прадедушки давно не приезжал. Дай, Господи, всем им избегать соблазнов этого мира. А то новости в телевизоре стало страшно смотреть: то колются, то режут друг дружку. Не осталось в мире правды.
Когда священник вышел исповедовать, то, оглядев свою паству строгим взглядом, назидательно произнёс
– На исповедь нужно приходить, только примирившись со всеми, ни на кого не имея обиды. Говорите только о своих грехах, кратко и лаконично. Не стоит перечислять кто чем вас в жизни обидел. И ещё, живущих в незарегистрированном браке, я к Причастию не допускаю, пока не отрегулируете этот вопрос, ибо еще апостол Павел сказал: «Не обманывайтесь: ни блудники, ни прелюбодеи, ни воры – Царства Божия не наследуют».
От последнего заявления Варвара Матвеевна всполошилась, бормоча себе под нос
– Да как же это так?! Да, батюшка милый! Да что же это?
К исповеди она подошла последней, вкладывая в руку священника исчирканную грехами бумажку, нервно переминаясь с ноги на ногу и теребя угол своего платка.
Когда священник накинул на её голову епитрахиль, собираясь прочесть разрешительную молитву, женщина замычала нечто нечленораздельное.
– Что, мать? Хочешь ещё что-то сказать?
– Э-э-э… а-а-а… Мы со стариком нерегистрированными живём, – наконец выдохнула женщина.
– Как это? И в ЗАГСе не расписаны?
– В ЗАГСе-то всё путём. Только венчаться со мной не хочет старый хрыч. Что мне, связанным его в церковь приволочь? Так ведь сил у меня не хватит. Как же мне теперь без Причастия? Ведь помирать скоро! Как я без таинств пред Богом предстану? – плечи женщины затряслись от беззвучного плача.
– Я же сказал, что не допущу к Причастию не невенчанных, а незарегистрированных, то есть живущих не расписавшись, – расстроился священник, ошарашенный такой интерпретацией своих слов. – А брак, отмеченный в паспорте, Церковь признаёт. Так что причащайся, мать, спокойно.
– А у меня внучка живёт и без венца, и без ЗАГСа, – встрепенулась баба Варя.
– В своих грехах нужно исповедоваться. Я же об этом говорил уже.
– Но что же мне с ней теперь делать?
– Молись, мать, молись.
– Да