– А я раньше чаще ходила.
– Так и ходи. Дети-то здесь при чём? Оставила с мужем и ушла.
– А деньги? Нужно красивое платье, билет.
– Билет можно купить недорогой. А платье – это уже твой каприз. Сейчас и на выставки, и в театр ходят в свитере и в джинсах.
– Вообще-то, хочется красивой пойти.
– Иди красивой. Красота не в платье, а в блестящих глазах.
– Не блестят глаза.
– Ну, это тоже не к детям вопрос, а к самой себе. Ведь не дети твой блеск убрали?
– Да как-то всё в целом: заботы, хлопоты, усталость. Я даже позавидовала беззаботным нашим подругам.
– О, нет, я точно не позавидовала. Я себе позавидовала.
– Откуда в тебе столько энергии? Четыре ребёнка! Я с двумя еле-еле справляюсь.
– Я не вижу с ними проблем. Я с ними абсолютно всему радуюсь и кайфую! Даже если приходится неделю всем вместе жить на гречке, мне эта неделя радостнее, чем неделя по системе «все включено» на Карибах.
– Не могу такого сказать о себе. Меня любые трудности в семье заставляют сомневаться в том, что я сделала правильно, выбрав семью, а не продолжила жить одна.
– Сочувствую! Я побежала! Прости! Спешу! Яжмать!
– Прощаю, понимаю, я ведь тоже спешу, я ведь тоже мать.
Нарцисс
Зина тихо вошла в комнату с гробом и присоединилась к затесавшейся в толпе провожающих покойника в последний путь стайке коллег, которых руководитель отправил на похороны сотрудника. Зину он тоже отправил, и она не имела представления, зачем он это сделал, ведь Зина с покойным практически не общались, крайне редко пересекались по рабочим вопросам. Она даже не сразу смогла вспомнить, кто этот парень, а когда она вспомнила, то подумала, что ей его жаль, конечно же, но он и при жизни был бы на её вкус страшноватым и отталкивающим, а в мёртвом виде, наверняка, был совсем ужасным, и ей придётся на него смотреть.
Ещё вчера вечером коллеги обсудили в телефонных разговорах информацию о том, что покойный оставил предсмертную записку для директора компании, в которой просит никого не винить в его смерти (а никого и не винили), и сообщает, что он прощает всех, с кем у него были конфликты (а они были абсолютно со всеми, и все его визави были уверены в своей правоте, и никто из них не нуждался в прощении), и он понимает, что они будут сожалеть об их ссорах (а никто не сожалел), и просит их не винить себя в его смерти (а никто себя и не винил), и признавал свою вину, что своей смертью прекращает развивать свой блестящий проект, что пусть никто даже не пытается без него вытянуть его проект (а никто даже и не думал вытягивать, и его неудачный проект с тихим ликованием было решено прекратить), и намекал на таинственные обстоятельства, из-за которых он был вынужден прекратить жить.
Коллеги, будучи не в силах даже на похоронах сдержать негативные чувства, шепотом обсуждали склочного, скандального, неуравновешенного покойного. Они тишайше, почти на уровне ультразвука, чтобы