– Ладно, всё, всё! – поднял он руку. – Я в тебя верю, поступай, как знаешь.
Так и было решено: Аня временно пойдёт работать учеником повара. Севостьян Михайлович и хотел, но больше не останавливал дочь. Хотя знал, что эта работа не для неё, к тому же в душе он не мог не сомневаться, что работа в ресторане может набросить на Аню нехорошую тень. А в селе репутация девушки – первейшее дело. Спустя время от жены он услышал, что её на подмену ставили официанткой. Это его возмутило, он даже хотел поехать в Новозырков и устроить там скандал, дескать, незачем красавицу-дочь принимать за ветреницу. Но Дарья Семёновна остановила мужа окриком:
– Да ты в своём уме?! Аню из уважения ставят, чтобы показать какие у них есть работницы…
– Ты это почему её защищаешь? Заодно с ней? Чтобы разбойники на свой лад оценили и потом свои руки распускали? Вот что я в этом вижу!.. – вспылил он.
– Я её не защищаю, а тебя просветляю. Да какие в наши дни разбойники? – деланно удивилась жена. – В городе много студентов, рабочих, инженеров, – хотя Дарья Семёновна так говорила и была права, однако, и к ней закрадывалось беспокойство, что там немало и плохих людей; встречались, конечно, и жулики, воры. И всё равно верилось, что они не запачкают чистоту их дочери, поскольку она разбиралась в людях. Но говоря так, мужа она хотела просто успокоить, скрывая от него и свою тревогу за судьбу дочери.
Тем не менее Севостьян Михайлович был уверен, что в рестораны только ходят непорядочные люди, которые воруют, разбойничают. Но он, как бы взяв на веру слова жены, не стал больше возражать, взялся за домашнее хозяйство. Хотя и после этого разговора судьба дочери нет-нет, да и волновала, но свои мысли уже держал при себе…
Хотя по селу уже растёкся слух о работе дочери. Ему приходилось оправдывать дочь, дескать, пробовала поступить в пединститут в своём городе, но не прошла и с болезненным самолюбием пережила неудачу, ведь не добрала всего бал. А чтобы полезно провести год, устроилась учеником повара при железнодорожном ресторане.
– А чего ж ты, Михайлович, людей судишь, когда наши дети из села уезжают в город? – выговаривали ему односельчане. – Твои дочери, почему не в колхозе? А младшую в ресторан устроил, другого места не нашёл?
– Вы в своём уме, место я ей не выбирал, умеет готовить, вот и пошла! И мне больше не охальничайте!
– А то наши ничего не умеют! – огрызались женщины. И только их мужья по-умному молчали, дымя папиросами. – Они же не хуже твоих?
– Да разве я ругаю вас, что дети убегают в город? Время уже такое, пусть думают власти, – оправдывался он, – как удержать молодёжь в селе.
Севостьян Михайлович с того раза с болью в душе больше не вразумлял людей, что колхозу «нужна смена поколений». Разве он хотел такой судьбы своим дочерям? Никто не знает, как он отговаривал их от города…
Аня вовсе не сожалела о том, что устроилась на такую неприличную, по меркам