– Чем?
– Собой.
С этими словами он развернулся и пересек зал. Этот тип меня озадачивал. Театральными были и его жесты, и его слова, но я не понимал, что руководит Пакеном, самодовольство или ум. Мошенник он или простак?
Он подошел опять, на сей раз вместе с Фефи, встал передо мной и объявил:
– Ноам согласен.
Фефи внимательно разглядывала меня, будто кусок мяса на базарном прилавке. При виде моей ладони она вздернула бровь.
– Какие забавные пальцы. Они срослись.
– Это фамильная черта, – отозвался я, демонстрируя средний и безымянный пальцы, соединенные перепонкой.
– Это не имеет значения; важно, что ногти в безупречном состоянии.
Уперев руки в боки, она пропела:
– Конечно, с виду он годится. Но…
– Но?.. – выкрикнул я.
Мое участие в деле смущало меня; вопреки утверждению Пакена, я вовсе не согласился, да и не собирался соглашаться: меня устроил бы лишь один вывод, что я не гожусь.
Фефи всплеснула руками и снова на меня уставилась.
– Ах, он не первый обманщик на этом свете.
Она ткнула в меня своим пухленьким пальчиком:
– Повидала я их на своем веку, пижонов, щеголей, верзил, самозванцев! Мало быть красивым, надо быть великодушным. Он меня понимает?
Я нерешительно скривился. Она обернулась к Пакену и хохотнула:
– Что толку иметь солидный инструмент, если он не готов служить.
Пакен хмыкнул. Фефи повернулась ко мне и объявила вердикт:
– Я не прочь его взять, но сначала испытаю.
Когда солнце над Мемфисом клонилось к горизонту, прозвучал удар гонга, означавший скорое закрытие заведения, и Фефи, весело сверкнув глазами, объявила мне, что мы скоро поднимемся к ней в комнату.
Не оттого ли у меня кружилась голова, что я весь день провел в этой лавочке? Волны запахов, обрывки разговоров, прикосновения женщин, смотревших на меня с вожделением, толкавшие меня жрецы – это изобилие впечатлений меня опьянило. Мой мозг не выдерживал лавины ароматов и каскадов болтовни, которые его захлестнули. Ведь я пережил многовековую тишину. Я отвык от пересудов, слухов, сплетен и бесперебойного зазывания клиентов, тем более что непрестанно прислушивался к разговорам, надеясь выловить полезные для себя сведения, выйти на след Дерека. В этих словесных потоках всплывали в ореоле страха или уважения какие-то имена: великий визирь Ипи, фараон Мери-Узер-Ра, а также некто Имхотеп, роль которого осталась туманной. К тому же ожидание предстоящего мне сексуального перформанса то бесило меня, то лихорадило. Во мне боролись противоречия.
Чтобы привлечь ко мне общее внимание, Фефи сунула мне тряпку и махнула рукой на склянки с духами:
– Ну-ка! Шалун опускает голову, на дам не смотрит, занимается флаконами, нежно ласкает их, будто хорошенькие ножки красотки. Согласен?
Я подчинился. Вскоре эта уловка сработала: клиентки разом повернулись в мою сторону, впились в меня глазами – я сосредоточенно протирал флаконы, – подошли к Фефи и, поглядывая на меня, засыпали