– Да-да, частицы ведут себя как волны, – осторожно сказал Айвин, не понимая, куда именно она ведет.
Аннабель закрыла глаза. Некоторое время она молчала, а затем снова заговорила.
– Чтобы исключить возможность интерференции, можно выпускать по одной частице. Казалось бы, теперь все в порядке, но через некоторое время частицы все равно начинают интерферировать. Как? Сами с собой? Видимо, частица проходит сразу сквозь две щели.
Айвин нахмурился. Он понимал все меньше и меньше.
– Но если мы попытаемся понять, пронаблюдать и измерить, сквозь какую щель прошел фотон, он начнет вести себя как частица. Интерференции не будет.
– Я не совсем понимаю, куда ты клонишь.
– Измерение влияет на фотон или электрон, и они теряют квантовые свойства, – она вздохнула. – Недавно я читала про параллели между физикой и психологией и задумалась о том, что, когда мы смотрим на что-то, мы выхватываем лишь определенные детали, создаем в собственном мозгу модель, упрощаем. Человеческое восприятие превращает нечто сложное во что-то простое. Мои далекие предки, от которых я унаследовала этот разрез глаз, когда-то воевали с коренными обитателями этого континента. Но я тут ни при чем. И все же некоторые люди считают виноватой именно меня. На самом деле картина гораздо шире и сложнее, но эта попытка пронаблюдать, измерить делает все простым. Бинарным. Вне чужого взгляда все совсем по-другому.
Айвин знал эту историю. В этом мире всего два века назад все четыре континента были обитаемы. Заселены людьми и местной флорой и фауной. Затем было изобретено и использовано биологическое оружие. В итоге три континента превратились в пустыни, и с тех пор там никто не жил.
Он так до конца и понял сути конфликта. И хорошо, что не понял, наверное.
– А еще я думала о других мирах. Есть теория, что во время двухщелевого опыта электроны взаимодействуют одновременно с разными параллельными вселенными[5], но если их начать измерять, начать наблюдать за ними, то сам наблюдатель расщепляется на несколько версий, и каждый из них видит разный результат. В одном мире электрон прошел через правую щель, а в другом – через левую. Это удивительно, – Аннабель рассмеялась.
Он завороженно смотрел на нее, на бледное лицо, не знающее загара, на почти острые скулы, на обветренные губы, на подрагивающие ресницы и вдруг отчетливо понял, что средоточие науки и магии – это не древние механизмы, не теории, не кипы научных работ, а человек. Человек, который сейчас перед ним.
Аннабель открыла глаза и тут же прищурилась от яркого света. Айвин сел так, чтобы солнце не светило ей в лицо.
– Я хотел сказать… – начал он громко, но закончил почему-то шепотом.
– Да?
Это был тот самый момент. Тот самый.
– Я не человек.
– Я знаю. И я вижу, как ты пытаешься не улыбаться, чтобы я не увидела твои зубы. Мне все равно. Правда.
– Так почему частица взаимодействует сама с собой? – спросил он, чтобы скрыть неловкость.
– Неизвестно.