и сотрясаешься убого
и укрываешься, следя,
но, ненавидя, слепо, строго,
обвиняешь себя.
Ну, а как только не забыл,
ну, а как только докричался,
а от сумы или от судьбы
в глухой щели я окопался,
или спрятался от себя?
Но как нельзя себя терять,
и надо бы только зацепиться,
пинать, толкать, не проклинать,
а доползти и там напиться,
хотя бы каплю, но истины…
………………………………………….
А вот тогда б хватило сил,
и слез бы только не стесняться,
к себе сквозь все назло продраться,
и чтоб еще раз попытаться,
и черноты не нахлебаться, —
хватило б сил Любить,
хватило б сил…
«Дождь… Машина… И музыка,» …»
«Дождь… Машина… И музыка,» —
что из реальности, что?
Какими, интересно, узами?
Какое это «не то»?
«Шалаш… Дочка… Метровые,» —
набор джентельменский не прост,
с головою в мешки почтовые,
стык в стык, или, может быть, «в срост»…
«Дракон… Рыжая… Дева,» —
злая на Красоту,
а счастье и справа, и слева,
только б не в простоту.
«За тридцать… Смелее… С цветами», —
Господи, заслони,
я сам, конечно, мы сами,
сохрани, молю, сохрани.
«Я устал от прекрасного…»
Я устал от прекрасного,
расплескался до донышка,
превратился в несчастного
у последнего колышка,
стали видеться частности,
неустойчивость плоскости
и уверенность праздности,
приблизительность точности.
Но за верой найденною
вижу сполохи вечности,
непривычно законные
несравненной беспечности.
Пораженье, удачу ли
принимаю как данное,
а молюсь или плачу я
на вЛюблённое, странное,
на Любимое, чистое,
на небесное, синее, —
то магнитно-волнистое,
то другой какой линией…
«Стол не двоих, а стул один…»
Стол не двоих, а стул один,
приборов два, а путь в иное, —
я и не раб, не господин,
я и не доброе, не злое,
я ни прямое, ни обвал,
я и не умность, и не тупость, —
очаровательный овал,
обворожительная глупость,
и музыка – полутона,
и вечное – что без начала,
и будущность – когда стена,
и мертвое – когда вдруг мало,
и одиночество – рассвет,
вдвоем – кармические связи,
среди мгновений, снов и лет
чтоб к солнцу каждый день, из грязи…
«С потолка на окно…»
С потолка