– Что одна и та же женщина, – перебила она его, – в тысяча восемьсот девяносто четвертом году выглядит так же, как в тысяча восемьсот шестнадцатом и в тысяча восемьсот семидесятом. На костер ее!
– Не смейтесь, мадам. Вы знаете, что смех для нас – худшее из оскорблений.
Она нетерпеливо отмахнулась от него и пристукнула по подлокотнику:
– В конце концов, господа, не пора ли прекратить этот фарс? Что все это значит? В чем вы меня обвиняете? Почему я здесь?
– Вы здесь, мадам, чтобы дать нам отчет о совершенных преступлениях.
– Каких преступлениях?
– Нас с друзьями было двенадцать; двенадцать человек, которые шли к одной цели. Сегодня нас только девять. Трое других убиты вашей рукой.
Тень улыбки (по крайней мере так показалось Раулю д’Андрези) скользнула по губам Джоконды. Впрочем, ее прекрасное лицо тут же обрело привычное выражение спокойствия, словно ничто не могло нарушить безмятежности этой женщины, даже ужасное обвинение, выдвинутое против нее с такой ненавистью. Неужели обычные чувства, свойственные человеческому роду, – негодование, возмущение или ужас – ей неведомы? Во всяком случае, она никак их не выказывала. До чего же странно! На ее месте любая другая женщина, виновная или нет, возражала бы, а она молчала, и невозможно было понять, свидетельствовало ли это о цинизме или о невиновности.
Друзья барона тоже молчали; на их напряженных лицах читалась ожесточенность. Рауль заметил Боманьяна, который оставался почти полностью невидимым для Жозефины Бальзамо. Он сидел, закрыв лицо руками. Но глаза его сверкали между раздвинутыми пальцами, а взгляд жег ненавистную ему женщину.
Годфруа д’Этиг принялся среди полной тишины оглашать обвинительное заключение – точнее сказать, заключение, состоящее из трех чудовищных обвинений. Он перечислил их коротко и сухо, не вдаваясь в подробности, не повышая голос, словно бы зачитывая протокол.
«Полтора года назад Дени Сент-Эбер, самый молодой из нас, охотился на своих землях в окрестностях Гавра. С наступлением вечера он повесил ружье на плечо и покинул своего арендатора и телохранителя, сказав, что хочет посмотреть с вершины утеса на закат. Ночью он так и не вернулся. Утром во время отлива его тело нашли среди прибрежных скал.
Самоубийство? Дени Сент-Эбер был богат, здоров, жизнелюбив. Зачем ему убивать себя? Преступление? Об этом мы даже не думали. Остается одно – несчастный случай.
Через месяц, в июне, нам снова пришлось облачиться в траур. Жорж д’Иноваль, который все утро охотился на чаек у подножия Дьеппских скал, поскользнулся на водорослях, да так неудачно, что упал, ударившись головой о камень и потеряв сознание. Через несколько часов его обнаружили два рыбака. Он был мертв. У него остались вдова и две малолетние дочери.
Еще один несчастный случай, не так ли? Да, несчастный случай для вдовы, для двух сирот, для семьи… Но для нас? Возможно ли, чтобы такая случайность произошла дважды в нашей маленькой группе? Двенадцать друзей объединились, чтобы раскрыть величайшую тайну, которая позволит