Ох ты ж боже мой! Так кто же все-таки убил Эдуарда Вестминстерского? Сначала Ричард утверждает, что это сделал король Эдуард Четвертый, потом – что он сам, а теперь и Кларенс пишет явку с повинной. Полная каша!
Но киллеры уперлись намертво: у нас приказ от короля, мы его любим и уважаем, так что наш долг – выполнить, что велено.
– Так я тоже люблю короля, он же мой брат, – продолжает уговаривать Кларенс. – Слушайте, а может, дело вовсе не в приказе, а в деньгах? Вам заплатили за меня, что ли? Тогда все еще проще: идите к другому моему брату, герцогу Глостеру, он заплатит намного больше за то, чтобы вы оставили меня в живых.
Тут Второй убийца (который про совесть рассуждал) расслабился и всех сдал.
– Не выйдет. Именно Глостер вас и заказал.
Но Кларенс не верит.
– Да быть не может! Он меня любит! Идите к нему, он решит вопрос.
– Ага, идем, шнурки только погладим, – ехидничает Второй убийца.
Но Кларенс в запале и волнении не почуял подвоха.
– Идите, конечно, идите скорее! Напомните ему, как наш отец, Ричард Йорк, благословил нас, троих сыновей, и наказал нам любить друг друга! Разве мог он тогда думать, что наша дружба разобьется… «Скажите Глостеру, и он заплачет».
Ну можно ли быть таким наивным? Просто удивительно! Заплачет Глостер! Здесь, наверное, более уместны были бы слова: «Скажите Глостеру, и он заплатит».
Первый убийца замечает в ответ на последнюю реплику насчет «Глостер заплачет»:
– Ага, камнями, он и нас этому учил.
Кларенс возмущенно возражает:
– Не клевещите на него – он нежен.
Но Первого убийцу с дороги не сбить.
Да, да.
Как снег во время жатвы. Не надейтесь!
Он нас прислал сюда, чтоб вас убить.
Но Кларенс все еще не верит:
– Не может такого быть! Когда мы расставались, он обнимал меня, плакал и обещал сделать все, чтобы меня освободить.
– Он так и делает, освобождает вас от земных тягот, чтобы вы могли спокойно предаваться райским благам, – рассудительно замечает Второй убийца.
Кларенс предпринимает последнюю отчаянную попытку убедить киллеров, выдвигая аргументы о том, что они же погубят свою душу, если убьют невинного, и взывая к милосердию и жалости. Второй убийца в какой-то момент дрогнул и слегка заколебался (все-таки он же знает слово «совесть», хоть, возможно, и не совсем верно его трактует), но Первый быстро пресек намек на проявление слабости:
– Жалеют только бабы или трусы, – сурово произносит он и требует, чтобы Второй не стоял без дела, а помогал: – А не то скажу герцогу, что ты ленился.
В общем, все дело провернул именно Первый убийца, а Второй струсил-таки.
– Забирай себе весь гонорар, – говорит он Первому, – и скажи заказчику, что я горько раскаиваюсь