– Он в море, не сорваться.
Мы посидели молча. Помимо отца в шестиместной палате лежало ещё трое. Двое спали или находились в коме, а третий таращился в потолок и периодически чихал. От этого звука по палате разносилось эхо, иногда будто застревая в небольших серых тумбочках у каждой кровати.
Кроме нас, других посетителей больше не было и судя по пустым тумбочкам, на которых не было ни цветов, ни какой-то дополнительной еды, хотя бы завалявшегося банана, никто и не заходил.
Мама закрыла глаза и думала о чём-то своём. Как всегда, она то сжимала тонкие губы, то беззвучно говорила. Сегодня она надела простое, сдержанно-ярких цветов платье. На шее висел старый кулон её мамы, моей бабушки, в виде диска из полированной кости какого-то зверя. Он переливался перламутром и отражал огоньки медицинской аппаратуры. В детстве я любил с ним играть, делая то летающей тарелкой, то древним артефактом, который выкапывали на развалинах старого замка из кубиков.
Мама выглядела хорошо и лишь глубокие морщины вокруг рта выдавали возраст и напряжение. Я видел, как ей делают комплименты другие мужчины, в том числе моложе неё, и она с благодарностью их принимает. Папа тоже умеет и делает их, но на него мама не реагирует.
Сейчас отец лежал накрытый простынёй по самое горло. Из носа тянулись тонкие трубочки для подачи кислорода. В плечо под бледно-зелёную простыню уходила трубка системы с лекарствами. Рядом с изголовьем стоял ловец снов с несколькими лечебными снами. Ни один из них не был открыт.
Мой отец, Григорий Сновидец, мягкий, спокойный мужчина сорока пяти лет, скорее миловидный, чем красивый, с чуть круглым лицом и глубоко посаженными голубыми глазами, цвет которых я от него унаследовал, был моложе своей жены на четыре года. Сейчас же выглядел лет на пятнадцать старше. Короткие русые волосы в темноте казались седыми. Широкое лицо избороздили морщины, а нос казался острым, словно он собрался резать им сны. Только вот сны не шли.
– Сколько снов он уже отверг? – спросил я.
– Все до одного. – Мама открыла глаза и посмотрела на меня. Серая радужка и красная сеточка сосудов. Плакала. Незаметно.
– Это плохо?
– Плохо. Особенно для мастера снов. – Она достала из сумочки пачку сигарилл, покрутила, положила обратно. – Он делал всё для работы, а теперь её лишится.
– Ну, ты же здесь. Значит поможешь – ты же тоже мастер. На крайняк позовёшь Ю – у неё хорошо получалось. Вместе поддержите «Бурю» и всё будет тип-топ.
«Буря» – имя нашей единственной машины.
– А почему не ты? – усмехнувшись спросила мама.
– Я давно сказал отцу, что не хочу управлять лавкой, что пойду по профилю, но куда-то ещё, где меньше ге… головной боли. Тем более ты сама говорила, что бизнес нужно продать.
– Сновидцы так просто не уходят. Впрочем, как и любые мастера снов. Думаешь Пинч-младший отказался бы от машины снов?
– У него их десятки, в отличие от нас. Там есть ради чего корячиться.
Мама хотела что-то ответить, но нас