Глаза волка. Николь Руссо

чащу, и где нет места слабым и беззащитным, жила волчица со своими детенышами.

        Тяжелая жизнь хищника заставила ее быть сильной, смелой и бесстрашной. Заботясь о своих волчатах, она не знала ни сна, ни отдыха, пытаясь прокормить потомство.

       Ее друга-волка когда-то в прочные сети поймали охотники. И с тех пор ей приходилось одной, обламывая когти, скрести стены старой норы, чтобы мягкая земля не обрушила свод, добывать взрослеющим волчатам пропитание, учить их охотиться и защищаться. И волчица старалась, как могла.

        Лишь глубокой ночью, когда ее детеныши, свернувшись маленькими мохнатыми комочками, урчали и повизгивали во сне, она выходила на высокий холм, поросший репейником и жухлой травой, задирала морду вверх и тоскливо выла. То ли на луну, то ли зовя своего любимого, то ли просто от безысходности. Волки не умеют плакать, иначе бы ее красивые раскосые глаза наполнялись бы слезами. А по ее шелковистой серой шерсти на сухую траву скатывались бы тяжелые крупные капли .

        Так продолжалось изо дня в день. Как мутные воды неспешной реки несут прошлогодние листья к океану, текла и ее беспросветная, полная трудностей и опасностей жизнь дикого зверя. Волчица не жалела себя. Она знала, что без нее волчата умрут с голоду или будут растерзаны бродящими вокруг безжалостными хищниками. И воспринимала все как данность, понимая свое предназначение. Шла по жизни, уверенно ставя свои сильные испещренные шрамами лапы на тропу будущего.

        Как-то раз на засыпанной осенними листьями лесной тропе, ей навстречу ей попался бездомный пес. Стареющий, но сохранивший когда-то красивую осанку и некоторую силу, он, сам не зная, куда, не спеша брел по лесу, отмахиваясь от назойливых слепней, смешно тряся при этом косматой головой и размахивая в стороны редеющим репейным хвостом.

        Если бы волки могли смеяться, волчица наверняка слегка обнажила бы пасть в легком оскале, до чего нелепо и смешно выглядел этот бывший страж или охотник. Или кем там еще служат собаки, она не знала. А пес, между тем, подняв на волчицу глаза с редкими выцветшими ресницами, на минуту застыл. Казалось, глаза его стали шире, то ли от изумления (хотя собаки не умеют удивляться), то ли от желания лучше рассмотреть статную лесную амазонку.

        И поверьте, там было, отчего замереть. С широкой грудью, сильными мышцами, гладкой серо-буроватой шерстью и безумно красивыми (по его, собачьим меркам) глазами, волчица смотрела на него в упор независимо, настороженно, но не враждебно. Скорее, испытующе.

        Пес, не отрывая от волчицы слезящихся от старости глаз, наклонился и подобрал выпавшую из пасти баранью кость. Затем очень медленно и осторожно сделал пару шагов к королеве леса (а иначе он ее теперь не мог назвать). Чуть согнув передние лапы, придвинулся ближе и положил перед ней самое дорогое, что у него было в тот час: сахарную, с остатками мяса и свисающими сухожильями, косточку.