О дискуссионности исследуемой темы свидетельствует, в частности, неопределенность терминологии. Научная терминология оперирует «моделями», «типами», «видами», «формами» и «историческими формами» уголовного процесса, среди которых фигурируют «состязательные», «розыскные», «исковые», «обвинительные», «инквизиционные», «следственные», «смешанные», «континентальные», «англосаксонские», «романо-германские», «охранные» и «гражданские». Даже в соответствующих разделах современных учебников по уголовному процессу не приводится понятие модели, типа, формы, вида уголовного процесса, отсутствует их систематизация.
В уголовно-процессуальной доктрине термин «модель уголовного процесса» используется уже давно, хотя так и не получил статус общепринятого научного термина. Одним из первых его стал употреблять Г. Пэкер, опубликовавший в 1964 г. свою работу, посвященную моделям надлежащего правосудия и контроля над преступностью[3]. Вслед за ним термином «модель» стал пользоваться М. Кинг, развивший и дополнивший модели Пэкера целым рядом новых моделей (именуемых моделями уголовной юстиции), часть из которых он назвал «процессуальными». В дальнейшем этот термин закрепился в науке и стал, по сути, традиционным. По мнению М. Стойко, модель возникает как мысленный образ, который содержательно наполняется реальными и идеальными чертами. Причем, она служит, в первую очередь, не цели формирования или развития какой-то теории, а цели управления моделирующим объектом[4]. Исходя из общего понимания термина модель (от лат. modutus – мера, образец, прообраз или формализованный аналог чего-то), категорию «модель уголовного процесса» можно определить как концептуальное выражение его осуществления (реализации) на практике. В теоретическом плане