– Простите, – выдаёт слабо котёнок.
Всё еще испуганно, почти что без дыхания, слышу, как она воздух редкими глотками тянет. Что странно, она ведь далековато, а я все равно каждый её вдох отчётливо слышу.
Смотрю на неё. Притягивает почему-то именно шея, совсем неприметный участок: с двух сторон волосы, толстовка по горло, но я вижу, как девчонка сглатывает напряжённо.
Реально боится, а меня… прет?
Не от её страха, естественно, я вроде как с утра ещё был нормальным. Да ещё пять минут назад находился в своём уме. Не вставляло меня от робости девушек.
А тем более, малолетних. Дожился, мать твою…
С запозданием только осознаю, что она выдала, и удивляюсь. «Простите?» Нет, так со мной пикетчицы точно ещё не общались.
Извращенец, маньяк, мудак и козел. И даже после этого прощения они не просили.
– За что? – искренне не понимаю.
Девчонка на телефон мой подбородком указывает, что до сих пор кручу между пальцев. Не сразу понимаю, на что именно намекает. Хмурюсь и, очевидно, её ещё больше пугаю.
– Я… я… правда, не хотела в вас попадать, – тараторить во всю принимается, а я снова ловлю себя на мысли, что меня не на шутку торкают её вдохи – мягкие такие, между слов – мне будто что-то хочется с ними делать. Ближе их слышать. Или их вызывать. Не, это точно уже ни хрена ненормально. Ей лет-то сколько вообще? – Я… я просто… просто… Уф-ф-ф… Что ж за день-то такой?!
И почти что скулит, пальчики на ручках в кулачки сжимает, разревётся ж вот-вот. А у меня от этого за грудиной что-то в натяжку идёт. Вот дела, млять…
– Эй, давай, малышка, только без слёз…
Твою ж мать, сам не понимаю, когда успел вперёд подорваться, но она неожиданно близко оказывается, на меня взгляд поднимает. Сама инстинктивно группируется телом, плечи выдают напряжение, но она не отходит. Смотрит, и самое главное – без слез, словно их разом отбило. А я своё сердцебиение слышу. Шарашит же на убой, пока ее разглядываю и для себя отмечаю: котёнок-то охренеть какой симпатичный.
И на удивление стойкий. Неизвестно, чего раньше боялась, но моё вторжение в своё личное пространство сейчас выносит спокойно.
Вновь поднимаю разговор наш по памяти, потому что моментами внезапно зависать охота на близости. Тело странноватые реакции выдаёт рядом с ней.
Ей точно нет восемнадцати?
– Те лет сколько, разбойница? – разорвёт же от любопытства, если не пойму, сошёл я с ума или нет.
Но на этот вопрос котёнок почему-то иначе совсем реагирует. Выныривает будто откуда-то.
– Что?
Дыхание… что ж оно у неё на слух вкусное-то такое?
Нет, это уже жизненно важный вопрос.
– Восемнадцать тебе есть? – грубовато, будто требую.
Но по-другому не получается. Я сам по себе смягчать общение не особо умею, хоть и понимаю, что в данном случае надо.