Они взбунтуются —
Окажутся, где «это».
По нраву им —
Там слова нет «уйду».
А там, где «это», —
Там всегда +30.
А в худшем случае —
Возможно, 25.
И там, где «это»,
Запросто случится,
Что я смогу шутя Тебя обнять…
Брыньк! – капля из кранов.
А я – от тела.
Отвинчиваю сердце —
Пусть оно…
Пусть будет моё сердце
Приглашеньем.
Куда? Туда.
Где слова нет «прошло».
А там, где «это», —
Там всегда мне двадцать.
А в худшем случае…
А в худшем – двадцать вновь!
Но там, где «это»…
Нам не повстречаться.
Ведь «это» называется —
Любовь.
Бах! – пулею в затылок…»
Ну сказал бы он хоть что-нибудь ободряющее вместо уже привычных воспитательных упрёков, обнял бы меня: «Зверь, пора спать, хватит шелестеть. Завтра мы…»
Но он лежит, читает и молчит. И ничего не говорит мне. Ничегошеньки.
Я закрываю книгу, кладу её под кровать и, отвернувшись набок, замираю.
– Что, Зверь, будем спать? – предлагает Эдуард.
– Угу.
Он встаёт, гасит свет и аккуратно укладывается под одеяло. Пока что у нас ещё даже одно одеяло на двоих. Хоть это и так неудобно обоим.
– Да, давай спать, – мирно повторяет Мой Фиэр. – Что прочитала? – вдруг спрашивает в темноте.
– Мало, – отвечаю честно я.
– Читаешь одну книгу в месяц.
– Да, – соглашаюсь, – я вообще ничего не делаю. Я устала от безделья. Мне плохо от этого. У меня всё из рук валится. Не могу себе найти занятия в этой Москве, кроме тебя.
– Плохо, – оценивает Эдуард, – ты праздно проводишь всё своё время.
Упрёк этот обоснован, что уж там…
– Послушай… – вдруг отвечаю ему я во мраке. – Почему ты так груб со мной? Я всё знаю, это сейчас так. Я всё себе найду тут. Найду клуб, чтоб работать. Переведусь сюда в театральный вуз. Это пока что я не нашла, запуталась. Думаешь, я сама не переживаю?
– Думаю, тебе не хватает упорства, – резюмирует Эдуард.
– Зря ты так со мной, – решаюсь я, – зря. Я всё сделаю. Только не упрекай меня, пожалуйста. Со мной так не сработает. К тому же… – Я ненадолго замолчала, подбирая слова, как бы пытаясь объяснить происходящее. – К тому же я сейчас много занимаюсь тобой.
– Как это ты, интересно, занимаешься мной? – усмехнулся Эдуард.
– Нечего смеяться. Я изучаю тебя и хочу посвятить тебе свою жизнь, хоть как-то… Чем смогу… Я никогда не забуду о тебе, это я обещаю, и всем о тебе буду рассказывать, если когда-нибудь это будет надо, сейчас не надо, но если будет надо… Я научусь, я напишу о тебе…
Какое-то время Эдуард молчит в сумраке. Потом вдруг пододвигается ко мне, загребает всю меня рукою, прислоняет к