Он видел полыхающих сверхгигантов разного отлива, от ослепительно белого до мутно-коричневого. Он видел самых маленьких тяжеловесов, ломающих своим существованием законы нормальной физики. Он видел тысячи и тысячи планет с миллионами форм жизни на них, самыми невероятными, самыми безумными и непредсказуемыми, оттого красивыми и притягательными.
Ему было что поведать, он видел много ужасного.
Он видел, как в темноте космоса разрываются на части огромные космические линкоры, вооружённые по последнему слову техники. Космическая пустота скрывает самых невероятных монстров вселенных, чёрные дыры, которым было плевать на все. Ведь только малую часть видно за счёт поглощаемых ими веществ… А большая часть скрывается в пустоте.
Он видел, как неведомые монстры на колонизируемых планетах разрывали на части верных своему делу солдат. Они были ужасны, смертельны и ведомы лишь одними своими инстинктами.
Он видел, как в огнях межгалактических войн сгорали целые планеты, как их стирали с потока мироздания звёздные разрушители. И всем было плевать, что там гибнут миллионы и миллионы живых и разумных существ, не говоря уже о неразумных.
– Таков мир, – с болью в голосе говорил мне последний раз отец, собирая свои вещи. – На что-то мы можем повлиять, но что-то выше наших возможностей…
– Но ты же обещал, что тот поход был последним! – орал я на него в истерике, так как понимал, что каждый военный поход может обернуться трагедией. – Ты говорил, что будешь навещать маму… Что в конечном итоге ляжешь там же, где и она… Ты не можешь сейчас уйти…
– Вот именно что сейчас, когда ты достиг необходимого для наших законов возраста, я могу и должен уйти, – выпрямился отец, ранее стоявший сгорбленным над маленькой сумкой с вещами, и подошёл ко мне, положив руку на плечо. – Сейчас я ухожу, чтобы защитить тебя, чтобы защитить нас всех. Помни об этом, ибо ты пойдёшь по моим стопам, как я пошёл по стопам своего отца, как пошли по его стопам мои братья. Таковы законы. Мы ничтожны перед ними, наше слово – тлен. Мы лишь третья ветвь нашего клана.
– Лучше бы мы были вообще вне клана… – тяжело бросил я. – Хотя можно уже говорить, что мы вне клана, мы же последние в нашей ветви… Грейссоны… Уже почти всех в могилу отправили. Чёртовы первородки…
– У стен есть уши, помни об этом, – похлопал меня по плечу отец, а после, взяв свою сумку, с гордостью ушёл из дома, оставляя его на меня.
И вот сейчас я смотрел на звёзды и думал, как там сейчас поживает мой отец. Мне было неведомо, что происходит через миллионы световых лет, мы находились в относительно спокойном секторе, где слово «война» уже почти забылось мирными жителями. Они об этом вспоминают, когда время от времени забирают пацанов в армию, чтобы обучить важнейшему для существования нашего клана ремеслу.
Но всем нам было неспокойно, население планеты за счёт общей мобилизации сократилось почти на двадцать процентов. Множество мужчин и женщин было мобилизовано и отправлено на фронт. Множество домов стояло теперь пустыми, множество полей оказались не ухожены, а урожаи потеряны.
Назревала катастрофа. Точнее она уже наступила.
На каждой заселённой людьми планете стояли телескопы, которые постоянно следили за ночными светилами. И в один момент произошло что-то такое, что заставило напрячься всех. Исчез целый галактический сектор, в несколько тысяч световых лет радиусом. Просто разом, словно от выключателя космических масштабов, погасли звёзды того сегмента вселенной.
Причину выясняют до сих пор.
Но важно было другое. Кланы кланами, но над галактикой властвовал Галактический совет, куда входили от каждого клана представители, давшие клятву быть независимыми от своих семей. Вот они и объявили всеобщую мобилизацию.
– Господин, – подошёл ко мне старый управляющий, глаза которого хоть и горели скрытым огнём, но выдавали вековую усталость, – вы опять сидите и смотрите на небеса?
– Да, Дьякон, смотрю и думаю, когда я сам там окажусь. Ведь я – последний представитель нашей ветви, призывать, кроме меня, больше некого. А основная ветвь мне так и не подобрала жену, чтобы дать толчок развитию моей семье. Уроды.
– Осторожнее со словами, – тяжело вздохнул управляющий, присаживаясь в соседнее уличное кресло. – У меня очень плохие известия. Хороших, увы, нет… Их несколько, сразу говорю.
– Ага, – как-то безучастно ответил я, уже привычный к «очень плохим новостям». – Что там? Опять требуют несколько мегатонн провизии? Несколько сотен тысяч человек? Если что, у нас уже практически нет мобилизационного резерва, ты сам должен это знать.
– Всё хуже, – вид управляющего был мрачнее, чем в самый печальный день его жизни. Его брови были сведены, глаза опущены, а лоб сморщен.
– Не