Карл Шмитт убежден в том, что «политический мир – это не универсум, а плюриверсум»[50]. Обосновывается это тем, что человечество – это либо биологическая категория, либо моральная; это не политическое понятие. Шмитт цитирует известное высказывание Прудона: «Тот, кто говорит о человечестве, стремится обмануть». «Когда одно государство борется с политическим врагом во имя человечества, – поясняет он, – это не война человечества, но, скорее, одна из тех войн, в которых данное государство, противостоящее противнику, пытается перетянуть на себя универсальное понятие, чтобы отождествиться с ним, нанеся тем самым ущерб противнику»[51]. «Понятие человечества, – добавляет он, – это идеологический инструмент, особенно полезный для империалистической экспансии». Понятия врага человечества, на самом деле, является внутреннее противоречивым, поскольку у человечества по определению не может быть врагов среди людей. Вот почему войны во имя человечества неизбежно приводят к лишению врага самого статуса человека: борьба во имя человечества обязательно требует того, чтобы ее враги были выведены за пределы человечества. А против того, кто находится вне человечества, все средства дозволены. Как только враг становится не просто актуальным противником, который завтра мог бы превратиться в союзника, а олицетворением Зла, «врагом рода человеческого», преступником, которого требуется наказать, тогда можно использовать все средства, позволяющие покончить с ним[52].
Еще 7 августа 1793 года член французского Конвента Гарнье де Сент предложил объявить английского государственного деятеля Уильяма Питта «врагом человеческого рода», чтобы у всех было право его убить. Вести бой во имя человечества – значит ставить самого себя на место того, кто способен издавать декрет, определяющий, кто является человеком, а кто – нет. В этом весь парадокс: любой дискурс, претендующий на устранение границ между людьми с целью расширения «нас» как понятия до всего человеческого