– Отчего плотник не на молотилке?
– Да я хотел вчера доложить: бороны починить надо. Ведь вот пахать.
– Да зимой-то что ж?
– Да вам насчет чего угодно плотника?
– Где решетки с телячьего двора?
– Приказал снести на места. Что прикажете с этим народом! – сказал приказчик, махая рукой.
– Не с этим народом, а с этим приказчиком! – сказал Левин, вспыхнув. – Ну для чего я вас держу! – закричал он. Но, вспомнив, что этим не поможешь, остановился на половине речи и только вздохнул. – Ну что, сеять можно? – спросил он, помолчав.
– За Туркиным завтра или послезавтра можно будет.
– А клевер?
– Послал Василия с Мишкой, рассевают. Не знаю только, пролезут ли, топко.
– На сколько десятин?
– На шесть.
– Отчего же не все? – вскрикнул Левин.
Что клевер сеяли только на шесть, а не на двадцать десятин, это было еще досаднее. Посев клевера, и по теории и по собственному его опыту, бывал только тогда хорош, когда сделан как можно раньше, почти по снегу. И никогда Левин не мог добиться этого.
– Народу нет. Что прикажете с этим народом делать? Трое не приходили. Вот и Семен.
– Ну, вы бы отставили от соломы.
– Да я и то отставил.
– Где же народ?
– Пятеро компот делают (это значило компост). Четверо овес пересыпают; как бы не тронулся, Константин Дмитрич.
Левин очень хорошо знал, что «как бы не тронулся» значило, что семенной английский овес уже испортили, – опять не сделали того, что он приказывал.
– Да ведь я говорил еще постом, трубы!.. – вскрикнул он.
– Не беспокойтесь, все сделаем вовремя.
Левин сердито махнул рукой, пошел к амбарам взглянуть овес и вернулся к конюшне. Овес еще не испортился. Но рабочие пересыпали его лопатами, тогда как можно было спустить его прямо в нижний амбар, и, распорядившись этим и оторвав отсюда двух рабочих для посева клевера, Левин успокоился от досады на приказчика. Да и день был так хорош, что нельзя было сердиться.
– Игнат! – крикнул он кучеру, который