За красными бархатными шторами скрывался зал с живой музыкой, но сегодня он не обслуживался. Девушка приоткрыла занавес и заглянула во внутрь.
Приглушенный свет лился на музыкальные инструменты, все остальное покоилось во мраке. За роялем, склонившись над клавишами, сидел юноша, его длинные пальцы летали над инструментом, волнистые пряди волос упали на лицо, но он словно их не замечал, погрузившись в музыку, хмурил брови и отдавал всего себя мелодии.
К своему удивлению Саша узнала в музыканте Мишу.
“Мы настоящие только тогда, когда нас никто не видит или когда мы думаем, что нас никто не видит” – слова тети сами всплыли в ее сознании.
Парень настолько был поглощен игрой, что даже не заметил девушку. Когда его музыка прервалась, и он закрыл крышку, то бережно провел по ней пальцами, словно это был слиток золота.
В Сашиной голове промелькнула мысль, что ей надо уйти, пока он не заметил ее подслушивание, но ноги словно пригвоздили к полу, она до сих пор находилась под гипнозом мелодии и даже не осознавала, что по ее щеке катится слеза от нахлынувших эмоций.
Юноша встал со стула, повернулся и увидел свою единственную слушательницу. Сначала он замешкался, нахмурил брови, но тут ему в глаза бросилось то, как девушка смахивает слезу.
– Ты плачешь? Тебя кто-то обидел? – неожиданно спросил он.
– Н-нет, – Саша начала заикаться, для него это было максимально несвойственно. – Я просто… это потрясающе! Великолепно! – выдохнула она.
Миша смутился и растрепал рукой свои волнистые волосы.
– Это…?
– Вивальди, времена года, зима, – не дал он ей закончить вопрос. Между ними повисло тягостное молчание, казалось, что оно окутывает их, словно вата, и если протянуть руку, то можно к ней прикоснуться.
– Ты извини, я не должна была вот так подслушивать, я, пожалуй, пойду…
– Нет, можешь остаться. Знаешь, ты первая, кто услышал, как я играю, кроме моих учителей, – девушка не знала, как реагировать на его неожиданное признание.
– Почему же ты прячешь свой талант? – Саша в нерешительности облокотилась на собранный соседний стол.
– Сложно объяснить, – горечь промелькнула во взгляде и в голосе. – А ты почему прячешь себя здесь?
– Сложно объяснить, – в тон ему прозвучал ответ.
– Кажется, наш разговор зашел в тупик, – улыбнулся обворожительной улыбкой Миша. Он был совсем другим: расслабленным, спокойным, не таким высокомерным, как в гимназии.
– Что же, рада была “поболтать”, – Саша изобразила пальцами кавычки. – Но думаю, меня могут потерять, а тебя – так тем более.
– Ты иди, а я еще здесь посижу, если это не запрещено, конечно, – юноша присел снова на стул, показывая серьезность своего намерения.
– Но как же твоя семья?
– Прекрасно обойдутся без меня, – Миша раздраженно сморщил нос и махнул рукой. – Надоело все это, напускная показушность всего: нашей семьи, взаимоотношений между нами всеми. И самое главное,